Римма Ефимкина - Хорошая женщина – мертвая женщина

Вот так и читала, мечтая, когда же закончится договор, который сдуру заключила с собственного неосведомленного согласия. Заказчик, директор этой конторы, предупредил, чтоб она ни при каких обстоятельствах не говорила в доме повешенного о веревке – то есть не трогала тему алкоголизма. Нет так нет, какие проблемы, лично ее питие вообще не касается. На лекциях слушатели сидят трезвые, а за пределами аудитории пусть хоть захлебнутся! Ее дело – рассказать о последствиях воспитания в неблагополучных семьях, не вдаваясь в вопрос, на кой черт они понадобились алкашам. В конце концов, программу составляла не она.

И вот тут происходит этот, с позволения сказать, инцидент. Отправляется Мила в очередной раз в офис, откуда ее заберет иномарка, дожидается на остановке автобуса, вся роковая, и застревает в захлопнувшейся двери с защемленными рукой и ногой. Дело даже не в том, что сейчас она превратится в ободранный кусок мяса с переломанными костями, страх не про это. Ужас и стыд охватывают при мысли, как она будет выглядеть в глазах людей, причем, чужих и незнакомых, что о ней подумают!

А разве это не все равно? Где-то что-то такое уже было…

…Густой палисадник, среди буйно зеленеющих кленов и акаций люк колодца, под которым глубоко внизу журчит поток воды, пятилетняя девочка в босоножках, сидя на корточках, половинкой кирпича крошит на чугунном люке осколки бутылочного стекла. Из них будет сделан секрет: в ямку, вырытую под кленом, кладется золотинка от конфеты, на нее – стеклянная разноцветная смесь, все это накрывается прозрачным куском оконного стекла, оттертого до блеска листом лопуха, и засыпается землей. Сверху – приметный камень, чтобы потом разыскать место. Если аккуратно расчистить окошечко пальцами, то в земной глубине вдруг откроется пещерка с драгоценностями, подсвеченная снизу фольгой. Красота!

На люке канализационного колодца поколения дворовой детворы столько раз крошили стекло, что сам он весь уже переливается россыпью мелких осколков всевозможных цветов: бирюзового, изумрудного, янтарного. Есть даже мелкие вкрапления частичек красного и синего – редких, а потому особо ценных: бутылок такого цвета нет, это или от катафота, или от синей лампочки. Мила работает аккуратно – надо соотносить силу удара с хрупкостью стекла, а еще беречь глаза от разлетающихся осколков и успевать отдернуть руку, чтобы не размозжить углом кирпича. И все же не рассчитала – попала прямо по пальцам ноги, выглядывающим из отверстия в босоножках. Больно, кровища хлещет, мать на работе, надо скакать на одной ноге к бабушке, которая живет в том же доме. Мила прыгает вокруг дома до подъезда, потом по деревянным ступенькам до второго этажа, кое-как справляется с тугой входной дверью, обитой дерматином с повылезшей из дыр ватой…

Только о-очень серьезная причина может заставить девочку обратиться за помощью к бабе Варе, вырастившей в одиночку своих восьмерых детей, включая старшую – Милину мать. Сначала придется выслушать поток брани, долженствующей передать возмущение женщины, которой нет покоя и в старости, но на самом деле эти вопли прикрывают страх. «Не углядишь за вами всеми… Сама виновата, куда смотрела?!» – упрекает баба Варя, но руки быстро делают свое дело – в цинковый таз налита теплая вода, из аптечного самодельного шкафчика с красным крестом на дверке вынуты марганцовка и вата, бинта не нашлось, но бабушка с треском отдирает полоску от постиранной пеленки и оказывает первую помощь пострадавшей. Девочке не только не приходит в голову плакать от боли и жалости к себе, она даже не морщится, героически перенося промывание раны и наложение повязки. И только выйдя молчком за дверь, позволяет себе тихонько поскулить в одиночку…

Это история тридцатилетней давности. Сейчас Мила уже взрослая, в опасности, и молчать нельзя, нужно что-то предпринимать срочно! Водитель явно не видит ее, отвлекся. Мила, наплевав на приличия, орет: «Скажите водителю!» Напрасно – люди на остановке застыли, вытаращив глаза, и никто звука не издаст. Отчаяние, бесполезно все… Секунды превратились в десятилетия, движения замедлились так, будто вместо воздуха густой прозрачный сироп, и сердце метрономом бухает в ушах.

Каким-то неимоверным усилием воли женщина берет себя в руки, выдергивает взглядом из толпы пассажира повменяемее на вид, командует строгим голосом, обращаясь к нему лично: «Мужчина, скажите водителю, чтоб открыл дверь, быстро!» Тот встрепенулся, вышел из транса (а может, наоборот, вошел в него), тупо подчинился, сделав, что надо. Двери раскрылись, Мила вошла, упала на сиденье… Остановившееся время снова пошло с обычной скоростью. Короче, Миле сильно повезло.