Вероника Рябинина - Лунный Бог – moon bog

– Опять слова… Башка уже трещит от этого пустозвона. Спасибо, бабушки, утешили. Бог без действий – это не Бог. Фантом, – прокомментировала Настя.

Оля всё же с подчёркнутым почтением приняла от них журнал, и бабульки, довольные выполненной миссией, слились с общей массой прохожих.

Настя с Олей посидели ещё немного, наблюдая за происходящим вокруг. В стороне какой-то чумазый бомж собирал бутылки; череда вырастающих из неоткуда коммивояжёров пыталась продать отъезжающим зевакам бытовую мелочёвку, вроде небьющихся фонариков и чудо-зажигалок.

– Подожди минутку, – сказала Оля в сторону и двинула к другой старушке, к той, что недавно участвовала в их дискуссии и теперь сидела поодаль на другой скамейке. Оле неважно было, какой веры эта старушка. Она нутром чуяла, что она живая, не зомбированная.

– Извините, нам не на что позвонить домой. Вы не могли бы купить у меня книжку за 5 рублей, – обратилась она в отчаянии.

Женщина без слов достала деньги из кошелька и протянула Оле.

– Конечно. Вот. Возьми, деточка. А книжку? Книжку ты сбереги. Мне чужого не надо, а она тебе ещё пригодится, – сказала женщина. – Кстати, что за книжка-то?

– Котлован Платонова

– Вот, доченька, читай историю человеческого зла, читай внимательно, чтоб мы снова в Котлован-то тот не попали, не пришли к тому, от чего снова без оглядки бежим.

– А от чего мы сейчас бежим?

– От стыда, деточка, от позора. Стыдно нам перед вами. За самих себя, деточка, стыдно. За то, что теперь вот вы за наше малодушие расхлёбываете. И ваши дети будут расхлёбывать, и дети ваших детей будут расхлёбывать. А всё потому, что не хотим жить по правде. Придумываем небылицы про нас самих, всякую отсебятину.

– Да ну? Откуда вы это взяли?! Никто не хочет быть обманутым! Это же очевидно, как факт!

– О! Ты ещё не знаешь силу слова, деточка! Великие сумерки сгущаются над миром. Собак бездомных буде много бродить. Лет через 20 будет война. Война умов. Брат на брата пойдёт. А своих солдат в этой секретной войне будут хоронить секретные службы в засекреченных могилах. Править нами будет Великий император. Но сам он будет без царя в голове. Он наворуется со своей свитой «по секрету» так, что даже дураку будет понятно, какова цена секрета. У этого царя родятся всё по тому же «секрету» деточки. Они будут ходить под чужим именем. Будут сторониться отца. Его, вообще, все сторониться будут, как бешеного пса. Народ будет бояться его, а он – народ. Страну будут всё время стращать секретные агенты своими страшилками. Они сделают из людей секту голодных котят, которые будут одновременно и молиться на своего хозяина, и страшиться его. Все мыслящие по-иному станут чужими, а всех, кто отличился в разоблачении этих чужих, царь будет тайно впускать в свою вечерю, вручать им свои секретные знаки почёта – нашу с тобой землю. И нам с тобой, дитятко, ходу туда не будет. Наш народ не любит крови, поэтому он выберет повиновение. У народа не будет ни времени, ни сил выйти из этой комы. Смута, голод будут повсюду. А царь тот в войнушки заиграется. Помяни моё слово, заиграется! Ну ничего. И на старуху бывает проруха.

Оля глянула в её прозорливые глаза. Что-то промелькнуло в них такое, что бередило Олин ум. В глазах престарелой женщины сквозь слёзы мерцали угольки доживающего тепла, словно она на самом деле всё видела, пропускала через себя и пребывала уже где-то там, в мире, где прошлое сливается с грядущим. В тех мироточивых глазах старухи тонули, и немчики, и арапчата, и украинчики, – всем нам хватало в ней место. Всех нас живущих и страждущих на земле она принимала и жалела загодя. Особенно тех, кто шёл позади неё.

Неужели всё так и будет, растерянно подумала Оля, внимательно вглядываясь в печальные глаза старухи. А может всё-таки померещилось?

Так или иначе, но на всю жизнь в память врежется этот обеспокоенный, всепрощающий взгляд старухи. Ощущение фатального бессилия что-либо изменить, словно огромная, грозовая туча, тяжким бременем ляжет на Олино осознание происходящего, на ощущение момента времени, на улавливание хода истории, своей истории.

Девушки цеплялись всё ж за жизнь, как могли. Раздобыв денег, они ринулись к телефону. Но тут возникла другая дилемма. Куда звонить? Кому? Домой? Расстраивать родителей. Пока те очухаются – проплаченное время истечёт. Единственной соломинкой в этой ситуации Оля видела Андрея. Что-то подсказывало, что он откликнется. Оля мгновенно набрала номер. Из другого конца провода раздалось бодрое: «Алё». А через несколько минут – решительное: «Оставайтесь там! Скоро буду!»