Яков Пятигорский: Альтернативная фантастика. Сборник рассказов

Олег Юльевич* (*по-видимому, О. Ю. Купреянов – кинокритик) и Филя** (**Ф. И. Трегге – режиссер, теоретик кино – см. ниже) наоборот, понимали это даже слишком хорошо. Да и что здесь непонятного, в самом деле? Что такое киноискусство? Что такое живые примеры? Но ведь их полным-полно вокруг!

Кто не знает, что персонажи кинофильмов давным-давно живут в наших квартирах! Чтобы они не стерлись о жадное пространство, мы время от времени включаем видеомагнитофоны и кормим их своей зрительской энергией.

Если мы забываемся в тяжелой будничной работе, или угасаем под бременем того, что называется личной жизнью, то, запущенные и обессиленные, они бродят по дому и, попадаясь нам под ноги, вызывают досаду и ругань.

Но если культурный баланс нашей жизни соблюден, то, уже здоровые и полные сил, они возглавляют наши застолья.

В чужих квартирах, куда меня иной раз заносило, мне доводилось изредка встречаться с такого рода местными любимчиками. Например, как-то раз, будучи в гостях, я спешил в уборную – и с размаху налетел в коридоре на кинопризрак. И поспешил извиниться. На всякий случай. Потому что это чужое, нужно осторожно относиться, не задевать, и, если будешь грубым, – хлопот не оберешься. Вредно в чужих квартирах создавать хаос. Пусть уж все в доме будет в соответствии со вкусом хозяина.

Что касается вкусов, – с одной стороны, они совершенно разные. Например, у одних чтим Шон Коннери, у других Незнайка, герой мультфильмов. Представляете, как это выглядит!

Но предыдущий абзац скорее гипотетический, даже гиперболический, потому что на деле от неприятных неожиданностей спасает усредненность наших вкусов, тупое взаимопонимание. Это результаты глобализации – борьбы с наследием первой вавилонской башни путем возведения второй. Кого не возьми, все любят одно и то же, и одних и тех же – знаменитых и популярных. В результате, похожи друг на друга телевизионные домовые во всех квартирах.

Но есть, конечно, и различия, оттенки. Например, у одних призрак Аль Пачино – молодой красавец (как в ранних фильмах, к которым привыкли хозяева), у других – это степенный джентльмен, с сединой и морщинами. В одних домах Джек Николсон представлен как секс-символ, а в других – мрачным мудрецом, что, конечно, нисколько не удивительно…

Но все это мелочи. А мы пойдем дальше. И теперь я расскажу о своей особенности. Она состоит в том, что меня с детства преследуют знаки. Связаны они всегда с лицедейством: кино, театр, и тому подобное… Всю жизнь эти знаки не дают мне покоя. Приведу пример.

В молодости я нередко бывал в Ленинграде, как известно, очень театральном городе. Эта его театральность, возможно, проистекает оттого, что Ленинград к тому же невероятно морозный… Единственное место, где можно зимой по-настоящему отогреться (а зима стоит полгода) – театр.

Я постоянно отбивался от тамошних своих родственников и знакомых, тащивших меня на всевозможные театральные постановки. Иногда за день я успевал побывать на двух, а то и трех, спектаклях. Вокруг были одни театралы. Разговоры велись только о театре. Большая часть знакомых была артистами. Местное телевидение предпочитало вести передачи, посвященные театру.

Как-то утром меня повели на классическую камерную постановку «Моцарта и Сальери». Было очень мило. Но, вернувшись домой, я решил в тот день никуда больше не ходить, а просто посидеть дома, отдохнуть. Однако вскоре позвонил один знакомый актер и, задыхаясь от переполнявшего его восторга, сообщил о какой-то новой суперпостановке, на которую он с большим трудом достал билеты. Отказаться было невозможно. Так я попал на еще одно авторское прочтение пьесы. Очень авангардное, необычное, спору нет. Со дня на день ожидалось, что спектакль прикроют. Было интересно.

Когда я, наконец, попал домой, то, включив телевизор, наткнулся на передачу, посвященную кукольному театру и его новой работе, как вы догадываетесь, «Моцарту и Сальери». Я с особенным вниманием смотрел телевизор. Я чувствовал, – что-то должно произойти. Ждал…

Тем же вечером я вышел, кажется, за хлебом. Спускаясь по лестнице, я увидел двух забулдыг: они стояли около батареи, в руке у каждого был стакан, на грязном подоконнике стояла бутылка. Речь их была невнятна, как часто бывает у опустившихся пропойц. Но, подходя ближе, я стал различать слова, предложения, и они вдруг сложились в такую фразу:

– Пойми, земеля, – говорил один другому, – если кто не от мира сего, ну, там, витает в облаках, вечно с улыбочкой, такой обидеть человека не может, понимаешь (тут он, кажется, икнул), просто ор-га-ни-чески…