К началу августа 1920 года корабль был в боеспособном состоянии, поэтому и пошел к Очакову, где разведкой были обнаружены артиллерийские батареи красных. Решено было уничтожить их огнем главного калибра, но малоопытные комендоры, к тому же не имея точного целеуказания, выпустили два десятка огромных снарядов в белый свет, как в копеечку. Противник же был более искусен. Привязав к автомобилю аэростат и передвигаясь с ним дальними проселками, красные отчетливо наблюдали корабли противника и прицельным огнем отгоняли их обратно в море.
Попытка противодействия «добровольцев» в виде гидросамолета вызвала язвительную ругань моряков, наблюдавших, как громоздкий биплан с отчаянными брызгами, треском и бензиновой вонью носился по воде, но оторваться так и не смог.
К вечеру стрельба с обеих сторон прекратилась и эскадра во главе с новоименованным «Алексеевым» вернулась на базу. Линкор бросил якорь в Северной бухте и стал на длительную стоянку. Угля снова не хватило, его берегли на эвакуацию, которая маячила явственно. Отсюда корабль и ушел в свой последний поход, навсегда покинув родное Черное море.
Одна из самых драматических страниц биографии «Алексеева» связана с эвакуацией из Крыма. Корабль подтянули буксирами к пристани и стали загружать гражданским имуществом, проще говоря, всевозможным барахлом, начиная от адмиральских ковров и кончая буфетными комодами флотского офицерского собрания. На броневую палубу, обычно отдраенную до зеркального блеска, тянули за рога и уши визжащий от страха живой провиант – свиней, овец и даже коров. Мешки, тюки, чемоданы, ящики, узлы громоздились поверх артиллерийских башен, унижая гордую корабельную архитектонику жалким видом всеобщего бегства. Пользуясь суматохой, часть мобилизованного экипажа сбежала, на все топки осталось лишь восемь кочегаров.
Приняв на борт свыше двух тысяч беженцев, «Алексеев» глубокой ночью, без огней, поднял якоря и взял курс на Константинополь. У машин, сбросив папахи и черкески, в поту и черной угольной гари трудились казаки. Гардемарины и кадеты-подростки несли матросскую службу, офицерские жены стояли у раскаленных плит камбуза. Линкор еле полз, ход не превышал пяти узлов. Только через полтора месяца караван пришел в Бизерту, где и закончил свой последний, долгий и трудный путь в изгнание.
Вокруг все чужое – земля, люди, язык, а впереди только надежда, что пройдет время и эскадра вернется к родным берегам. Надежде осуществиться так и не пришлось. Он простоял на замшелых якорях несколько лет, ржавея, ветшая, разрывая сердца былым величием российского флота.
В самом начале Первой мировой войны в строй вошла так называемая «императорская» серия линейных кораблей: «Императрица Мария», «Императрица Екатерина» и «Император Александр III».
Два первых красавца-близнеца, проплавав 4 года, уже лежали на морском дне, один в Севастополе, другой в Новороссийске, третий под именем «Алексеев» доживал век в чужих водах. Французы, приняв русских беженцев, в уплату за пребывание эскадры и людей в Бизерте, объявили корабли своей собственностью. Когда установили дипломатические отношения с Советской Россией, вдруг возникло желание вернуть суда на Черное море. В Тунис приехали советские представители, известный кораблестроитель, академик и адмирал Крылов и бывший царский контр-адмирал, ныне совслужащий Беренс. Родной брат Беренса, тоже контр-адмирал, только белый, как раз и командовал бизертской эскадрой.
Вот что делает с нами, русскими, жестокое гражданское противостояние. Братья прошли мимо, сцепив зубы и даже не взглянув друг на друга.
Но компания не состоялась. Хитрые французы неожиданно выдвинули требование: «Корабли вернем, если Советская Россия заплатит царские долги»… После этакого поворота переговоры сразу прекратились, делегация уехала ни с чем.
Однако, постепенно Бизертский рейд пустел, боевые корабли стали продавать на слом. Долго оставался один «Алексеев». Его «сломали» последним, в 1934 году, однако орудия и прицельное оборудование сняли, объявив собственностью Франции. Но история корабля на этом не закончилась. Она, как и у всех черноморских линкоров, продолжилась в его пушках.
В ноябре 1939 года началась советско-финская война. Карл Маннергейм, бывший царский генерал, а на том этапе уже Главнокомандующий финской армией, знал о силе корабельных орудий «Алексеева», выпросил их у Франции, ведь пригодных к ним снарядов после ухода Балтфлота из Гельсингфорса в 1918 году у Финляндии оставалось достаточно. Французы, чтобы лишний раз нагадить России, согласились. И началась «одиссея» переброски орудий со складов в Тунисе в финский порт Або.
Читать дальше