Илья Коган - Обратный билет. Рассказы и повесть

Никакой руки, кроме двух своих, у него не было. Но дядя Захар в окне требовал свое:

– Верни руку! А то в два счета загремишь в колонию! Вот не сойти мне с этого места!

Ну, приехали! У меня с перепугу в животе поскучнело – нам ведь у этого дядьки жить!

– Соня! Захар! – немножко растерянно звала мама.

Все оказалось не так уж и страшно. Дядя Захар спустился к нам и помог занести вещи в комнату.

– Ишиве бохер! – бурчал он непонятное ругательство Но это уже было похоже на уходящую грозу. А мама и тетя Соня тем временем рыдали, обнявшись.

– Вот здесь она висела! – никак не мог успокоиться дядя Захар. И показывал на ковер на стене.

– Ай, подумаешь, – на минутку перестала плакать тетя Соня. – Лапка… Зажим такой для бумаг, вроде маленькой руки…

– Серебро! – снова вскипел дядя. – Чистое серебро! А этот гановер!.. Вор!..Чтоб ему фонарем стать! Днем висеть, а ночью гореть!

– Захар! – снова заплакала тетя Соня. – Что ты говоришь! Он же сирота! Все, что осталось от семьи несчастной Рахили!

И опять зарыдала в голос. И мама вместе с ней.

Савичевы умерли…. Умерли все…. Осталась одна Таня…

— Плачьте! Плачьте! – не сдавался дядя. – Вы еще не так заплачете, когда вспомните, что эта рука держала! Квитанции за Дорину квартиру! Жировки!

Вот когда я в первый раз услышал это слово: «жировки»!. Иди знай, что совсем скоро оно у меня в зубах навязнет.

Потом пришли тетя Ханна и ее дети: Фаня, Боня и Эля. И все обнимались, смеялись и плакали. Смеялись и плакали. А дядя Захар все вспоминал серебряную лапку и этого «шейгеца» Яшку:

– Зейст! Глядите! Вот тут эта рука висела!.. Чтоб он пропал!

– Захар! Захар!.. – останавливала его тетя Соня.

– Что «Захар»? Это ты его распустила!

А мудрая тетя Ханна смотрела дальше всех:

– Без жировок вы не докажете, что ваша квартира была вашей!

– О! – поднял пухлый палец дядя Захар. – А я что говорю!

– Как-нибудь… – успокаивала себя мама.

И снова пароход моей памяти перескакивает с волны на волну, неведомо по какой логике соединяя прошлое с позапрошлым.

Я был гостем двоюродного брата Бориса. Теперь он звался Борухом и был вполне преуспевающим гражданином своей страны. И он, и его жена Рита приняли меня как родного. Они сделали все, чтобы я мог увидеть и принять в свое сердце Эрец-Исраэль.

Мы побывали на холме, где наш предок Авраам заключил союз с местным царем Авимелехом и получил разрешение пасти свои стада на этой земле.

Борух свозил меня на Мертвое море и в древнюю крепость Масаду. А потом пришла очередь Иерусалима.

— Поезд до станции Усово отправляется со второй платформы!

Проплывает за окном Белорусский вокзал. Паровоз пыхтит и плюется паром. «Беговая»… «Тестовская»… мост через Москву-реку… «Фили»»… Тридцать минут – и мы в Кунцеве. Я закрываю «Серебряные коньки». Я все еще там – лечу по замерзшему каналу, и лед сверкает под светлым голландским небом. Но я уже и здесь – среди черных развалов угля, втоптанного в грязь. Тащусь за мамой и слушаю ее охи да вздохи. Снега еще нет – конец ноября. Но трубы уже дымят, и сосны шумят по-зимнему.

Мы идем мимо пруда, поднимаемся в горку. И вот она – улица Горького, бывшая Богдановка. Какая-то псина с лаем бросается навстречу. Но вдруг замирает, валится на спину. И суетливо машет лапами.

– Артошка! – радуется мама. – Живой! Узнал!

Она наклоняется, треплет собаку по брюху и бормочет про себя:

– Как нибудь!

«Как-нибудь» не получилось. На двери нашей кунцевской квартиры висел амбарный замок. Мама смогла только заглянуть внутрь через замызганное окошко.

– Ну и грязищу развели! – всхлипнула она. И правда, я увидел, какими черными от сажи были печка и стены.

Тут откуда ни возьмись, нарисовались наши соседи. Тетя Рая Штаркман, тетя Таня Иванова, тетя Маруся Курылева и старик Обливанцев. Все принялись обниматься и плакать. К этому я уже привык – взрослые по каждому случаю нюни распускают. Хорошо, что Мишка у тети Сони остался, а то бы он тоже всласть поревел.

– С приездом! С возвращением! – радовались все сквозь слезы. Одна мама плакала без всякой радости.

– Дом-то наш занят… – жаловалась она. – Куда мне с детьми деваться!

– У! – загудели соседи. – Тут теперь плотник Паршин живет!

– Приезжий! – пояснила тетя Таня Иванова.

– Друг-приятель домоуправа! – добавил старик Обливанцев.

– Из одной деревни! – вставила свое слово тетя Маруся Курылева.