Александр Мирлюнди - Когда Осёл летал выше, чем Пегас. Театральные были и небылицы

– Знаете, я очень ценю Настю, – говорил Виталий в одной семейной телепрограмме, куда их с женой пригласили. – Между нами нет лжи, а это главное в отношениях мужчины и женщины. Она готова к тому, что я уйду к другой, если полюблю. Честные отношения в семье- это прекрасно!

Бледная Настя сидела рядом, ничего не говорила, и смотрела в пол. Она сильно похудела и подурнела от большого уважения к ней мужа.

Однажды она со слезами на глазах попросила мужа больше не говорить ей о том, что он может уйти, полюбив другую, и тем более не выказывать к ней уважение за то, что она это понимает и принимает.

Виталий закатил истерику, сказав, что Настя хочет убежать от правды, спрятавшись в своем иллюзорном мещанском мирке, и что она знала, на что идет, так как перед свадьбой он предупреждал ее, что он Везувий.

Все пошло по-прежнему. Виталий приезжал из театра, приговаривая: «Не бойся, милая, пока не влюбился!». За семейным столом любил подтрунить над женой, что со своими выдуманными трудностями и заботами она скоро будет похожа на Кащея Бессмертного. Дети смеялись вместе с отцом. Настя слабо улыбалась.

Она похудела и подурнела еще сильнее. Стала больше и дольше болеть. В минуты отдыха она не гуляла, не читала, а просто дремала на кровати.

Однажды он позвонил ей с банкета, и сказал, что сильно выпил и скоро приедет. Она ждала его минут сорок на ноябрьском ветру у подъезда, так как Виталий попросил водителя остановиться у ночного ресторанчика, чтобы пропустить еще пару рюмок.

Утром Настю стал бить озноб. Похмельный Виталий сказал, что вылечит ее своей огромной любовью, смачно поцеловал в лоб, и отправился на репетицию. Когда приехал вечером, Настя лежала в бреду с температурой сорок с половиной… Голодные дети впервые в жизни пытались сделать что-то сами, распотрошив холодильник.

Ночью Настя умерла…

Утром после похорон Виталий умылся, поглядел в зеркало, и ужаснулся… На него смотрел неприятный облезлый человек с выцветшими глазами, собственноручно столкнувшего свою жену и мать своих троих детей в могилу…

…Когда Виталия по старой памяти кто-то в театре называл «любвеобильным», то он вздрагивал, как-то весь сморщивался, закрывал глаза и о чем-то с ужасом думал.

Женщины больше им не интересовались. Назойливые ухаживания сильно молодящегося пожилого человека казались пошлыми и отвратительными.

Зато серьезные критики впервые удостоили Погодина своим вниманием. Он уже не казался им поверхностным резонером с недорогими штампами, в его игре зазвучали по- настоящему глубокие и трагические ноты…

Николай Осипович Агапкин был гениальным артистом. Но никто об этом не знал. Да и сам Николай Осипович, по великой скромности своей никому об этом не говорил.

Никто не знал, что Николай Осипович не просто гениальный, а без всяких сомнений Величайший Артист своей Эпохи по масштабу дарования, глубине, и трагизму.

Просто Николай Осипович никогда не выступал на публике. Он проигрывал роли внутри себя. И как-же он это делал! если бы великие души и умы театра хотя бы на минуту заглянули под кожу Николая Осиповича, в минуты его актёрских озарений, то они бы признали свою скудность и мелочность своего понимания театрального процесса и подлинной жизни персонажа!

Первая роль, роль-первенец, где уже чувствовались зачатки могучего дарования, была сыграна 6 сентября 1975 года, когда Николай Осипович, в ту пору простой учащийся строительного ПТУ, ехал домой и читал чеховского «Злоумышленника». Он закрыл глаза, и… внутри него полилась музыка. Гениальная музыка роли простого деревеннского мужика, откручивавшего гайки.

Если-бы пассажиры троллейбуса могли видеть, с какой страсть Николай Осипович внутри себя проигрывает роль, с каким бесхитростным комизмом и в тоже время трагедийностью, то они, скорее всего, встали бы перед Николаем Осиповичем на колени.

Через пару лет пришла вторая роль, в которой дарование Николая Осиповича развернулось уже с настоящей силой. Ещё бы, ведь это была роль Гамлета, одна из его лучших ролей, для которой он был рождён. Первый раз она была сыгранна, как всегда, внутри себя, а затем много раз повторена в более мощных и глубоких редакциях на стройке, на планёрке, в доме отдыха и даже стоя в очереди за дефицитными товарами. Домашние, жена и две дочери, часто не понимали, почему их любимый муж и отец чувствует себя плохо, отчего не хочет кушать и смотреть телевизор. Ибо роли, как всякий великий артист, Николай Осипович отдавал себя всего, без остатка. Его Гамлет был, без преувеличения, на множество голов выше Гамлетов Смоктуновского и Лоуренса Оливье, и даже выше, хотя и не намного, Гамлета Мочалова.