Лилит Мазикина - Сборник рассказов

Осень в деревне была очень противной, а зима – очень холодной. Перед Святками бабушки сказали, что будут колядки, и много, вкусно рассказывали о том, как колядовали, когда были дивчинками. Но колядок не было, хотя в селе не голодали. Кругом всё ещё была война и не хотела кончаться. В конце лета из-за войны бабушки и Мария несколько раз ходили прятаться в балку.

На Рождество испекли пирог, размочив для начинки сушёную на солнце вишню. Когда летом Мария низала вишню, чтобы развесить для сушки, и пальцы её блестели от красного сока, ей было дурно и казалось, что никогда в жизни она не возьмёт в рот ни ягодки, но пирог ей понравился.

Вторая зима прошла так же.

Пришла весна. Была она такая же мокрая и противная, как осень. Бабушки стали слабее за зиму, а Мария – сильнее, и её стали посылать за хворостом. Мария набирала его в балке, там густо росли деревья и кусты. Ходить по балке весной было трудно, растаявший снег и дожди размыли землю, она была скользкая, и всё время можно было упасть в большой бочаг, налившийся на дне балки. Чулки изодрались и пришли в негодность, Мария ходила без них, и торчащим из-под плахты ногам было особенно холодно.

Однажды, когда девочка ломала на хворост кусты в балке, в воздухе ухнуло. Она вздрогнула, оскользнулась и чуть не упала лицом на кусты. Выронив хворост, она заслонила лицо руками и отшатнулась. Мокрая земля совсем ушла у неё из-под ног, девочка упала навзничь и ударилась головой о камень или старый пень – обо что-то твёрдое под грязью. Она потеряла сознание, а, когда очнулась, совсем закоченела, только лицу было немного тепло: в него дышал, поскуливая, огромный лохматый пёс. Мария села с трудом и болью и увидела, что почти что упала в бочаг и что пса она знает, он был соседский и звали его Дурень. На шее у него не было ошейника, только стёртая шерсть на этом месте. Он весь дрожал. Мария положила его рядом и обняла рукой и ногой, чтобы согреться. Пёс не сопротивлялся. Потом они оба встали, Мария подобрала несколько веток, и девочка с собакой пошли в село.

В селе было тихо. Две другие соседские собаки вылезли из-под плетней и подошли к девочке с Дурнем. Девочка прошла через всё село, шатаясь от боли и лихорадки, и почти вошла в свою хату, как увидела, что кто-то повесил на соседних воротах старух – бабушку Олесю и бабушку Катрю. Через село прошли бои, а старухи, ослабев, не ушли.

Может быть, подумала Мария вяло, это так суждено, чтобы все умирали без неё.

Постепенно сошлись селяне, прятавшиеся от пушек, пуль и сабель. Они стали собирать мертвецов, своих и чужих, и застреленных собак. Робко возвращались в село и птицы, надеясь на корм. Селяне уже привыкли, что воюющие всё отбирают, и часть еды припрятывали, закапывали тут и там. Соседи, чей пёс был Дурень, оказались убиты все. Их дом взял себе кто-то из родственников. А дом бабушки Олеси и бабушки Катри выменяла на Дурня и узелок еды Мария. Она решила идти в Проскуров, чтобы найти там приют. Сама она держать хозяйство не могла и одна погибла бы с голоду. Вещей было не взять никаких – всё уже взяли те, кто прошли через село. Взяли плахты и скатёрку из сундука, и бусы, которые лежали там же, взяли всю еду, что была на виду. Мария подобрала только коробочку с документами и портретными карточками, куклу, гребешок и рогожку. Единственная овчиная безрукавка была на ней, боты тоже были на ней, так что она готова была идти в путь. Мария завязала верёвку на шее у Дурня и повела его.

Смерть обходила её, и бандиты с насильниками не глядели в сторону маленькой, закутанной в лохмотья селянки, почти неразличимой среди унылых пейзажей военной весны. Девочка спала с собакой в обнимку. Питался Дурень сначала её хлебом, а потом она отвязала его, попросив не убегать, и он стал питаться сам – ловил себе каких-то зверьков или птичек, пока Мария шла потихоньку. Она очень быстро стала грязной, потому что не пробовала умыться. Ей было тяжело идти и тяжело вставать после сна, она вся простыла и дрожала. Иногда она привязывала узелок с вещами на спину Дурню, и он послушно нёс его. Пёс жалел девочку и жалел себя, потому что остался сиротой. Ночами он тихонько скулил.

В Проскурове приюта для бездомных девочек не было, и Дурню там было нечего есть, так что Мария ушла из города. Она шла в Киев по подсказкам людей. Шерсть на овчинной безрукавке, которую носила она поверх пиджака, слиплась от грязи, и всё на Марии было очень грязным, словно в грязь её завернули, как селёдку в лавке в бумагу. Еду она ела понемножку, но всё равно последние три дня до Киева голодала – всё кончилось, а просить у людей девочка не догадалась. Утром перед тем, как Мария вошла в Киев, Дурень принёс ей целого растерзанного голубя, но девочка не смогла его съесть, так что его сожрал пёс.