Константин Семёнов - ПГТ. Роман о людях

Нынешний русский может быть богатым или бедным, чиновником или бомжом, но это не уберегает его от пошлости. Пошлость царит во всем: в одежде, словах, мыслях. Даже российские современные здания пошлы и вторичны по отношению ко всяким там америкам. И живем мы в этих недонебосребах, почитая такую жизнь за великое счастье.

У меня есть давняя мечта. Мечта голубая, поскольку абсолютно нереализуемая. Я хочу уехать. Остап Бендер мечтал о Рио-де-Жанейро, но это глупость. Там другие люди с другими латиноамериканскими мозгами. Если уезжать, то в Европу. Для себя я выбрал Португалию. Говорят, там наименьшая концентрация русских на единицу площади. А еще море, солнце и свежие мидии. Но думать об этом я себе не разрешаю. У меня есть какая-никакая семья, и нет денег. Во всяком случае, таких, чтобы их хватило на переезд. Да и с португальским у меня не очень. А в Португалии с семьей и без денег делать нечего. Впрочем, как и везде, кроме нынешней моей Родины. Эх…

Ладно, вернемся к недавнему прошлому. Через пару лет после переезда архива я стал заместителем начальника отдела. Отдел возглавляла уже, конечно, не Кира Карловна, она покинула этот бренный мир еще в двадцатом веке. Не дожила до варварского переезда на Заневский. Может, и к счастью.

А замещал я Зою Павловну Жуковскую. Да, она была прямой родственницей того, на кого вы подумали. Ах, ни на кого не подумали? Хорошо, пусть будет Пушкина, так проще. Дальней родственницей Пушкина она была. Потому что Пушкин – наше все.

Зоя Павловна обладала тремя замечательными «не»: она была немолода, незла и неглупа. В добавок являлась на всю голову православной. Эти качества делали наше с ней сосуществование практически идеальным. От основной работы я не отлынивал, но выполнял ее на уровне минимальной приемлемости. При этом с некоторых пор я перестал демонстрировать карьерные поползновения, справедливо полагая, что должность руководителя отдела лишит меня свободы маневра и побочных заработков. Зоя же Павловна, ценя отсутствие с моей стороны попыток занять ее кресло, давала мне возможность дышать свободно.

– Друг мой, – говорила она, – я понимаю вас. Вы молоды и вам нужно кормить семью. Прошу лишь об одном: помните о своем рабочем долге.

И я помнил. Но себя тоже на забывал. Любая профессия, если делать ее всерьез и вкладывать хоть немного сердца, через некоторое время способна начать приносить дивиденды. Так случилось и у меня. Нет, богачом я не стал, но на сиюминутные нужды вполне хватало.

Чем же я занимаюсь? Ничего глобального, на самом деле. Частные заказы на поиск документов, чаще всего – родословные. Реже – исторические расследования для газет. В общем, разное случается. Говорят, у меня есть нюх. В узких кругах, чего скрывать, я широко известен. Имею довольно серьезную репутацию. Так что сегодняшний звонок не сильно меня удивил.

Но тут – бам! Плавное повествование мое должно разбиться о непреодолимое препятствие – о двери ресторана «Загреб». Я дошел. То есть, почти добежал. В мыле, но вовремя. Эти люди-хронографы опозданий не прощают.

О моей работе потом как-нибудь дорасскажу, при случае.

В дорогих ресторанах я бывал несколько раз, клиенты приглашали. В том числе и иностранные. Эти, кстати, деньги считают гораздо лучше наших. Наш, он либо скряга до сердечного изумления, либо рубаха-парень, широкая душа. Середина – редкость. Не знает наш человек меры.

Человек «оттуда» бережлив. Он потратит ровно столько, сколько нужно для дела. Для его дела. Положит сверху чаевые, размер которых всем заранее известен, и все. Ни тебе порыва, ни тебе «совершать глупости» и «лазать в окна к любимым женщинам». Так что клиента я больше люблю нашего, отечественного. Он прибыльней. Хотя может и надуть.

Возвращаясь к теме дорогих ресторанов: их я не жалую. Можете считать это комплексами или чем угодно еще, но мне искренне претит все, выходящее за рамки здравого смысла. Ну, никак мне не понять, как несколько кусков еды, далеко не всегда вкусной, могут стоить, как половина компьютера.

«Загреб» был для меня чуть менее отвратителен, чем другие заведения высокой кухни. Сказывалось соседство: годы, проведенные рядом, сделали нас почти родными. Да и запахи оттуда, как упоминалось, исходили приятственные. Человеческие. Не в пример другим помпезным местам.

Даже швейцар у дверей меня не встретил, потому как никакого швейцара попросту не было. Это меня тоже порадовало. Не люблю я раболепства. Я – демократ.