Антонина Евстратова - Ярослава

Несомненно, Платон нисколько не волновался о собственной судьбе, но его почему-то расстраивало то положение, в котором очутилась Ярослава. Что её заставило оказаться в лесу?

– Я думаю, ты голодна, присоединяйся ко мне! – Он снял с блюда крышку. – Ешь!.. Пусть не удивляет тебя, откуда еда на этом столе!

Ярослава выпрямилась в кресле с высокой спинкой и придвинулась ближе к столу.

– Спасибо, Платон, я и, правда, голодна! – Она набросилась на еду, и казалось, она проглатывала куски, не разжевав до конца.

Платон изредка бросал на неё свой взгляд. У неё были черные густые и вьющиеся волосы, карие глаза и пухлые губы. Она была занята едой и не обращала внимания на его взгляды.

Платон, оперевшись на поручни кресла, вытянул свои длинные ноги и поднес руки к факелу. Это были чрезвычайно большие руки, из таких рук, пожалуй, никто не вырвется, но они были нежными и ухоженными. Должно быть, он очень заботился о них…. Он вздохнул. Когда он заговорил снова, голос его был необычно мягок.

– Я не спрашиваю тебя, Ярослава, ни о чем, думаю, ты сама расскажешь мне…. Надеюсь, ты не убийца?

Это слово было для неё, как удар кнута.

– Уж кто бы спрашивал? – подумала она.

Платон заметил, как она побледнела при вопросе, и заключил из того, что коснулся её больного места.

Ярослава не ответила ему.

Он сидел молча, не сводя с неё своих карих глаз.

– Мне бы хотелось тоже знать, – заметила она сухо, – ты не по доброй воле выбрал это место? И ты тоже виновен в преступлении, дорогой Платон! Поэтому мы не должны рисоваться кто преступник, а кто пострадавший!

– Ты права, мы должны доверять и заботиться друг о друге, раз уж нас судьба свела вместе! Скажу сразу, тебе запрещается покидать это место под страхом быть изнасилованной и убитой или в лучшем случае брошенной, как хищницу в какую-нибудь яму, поверь их здесь несколько и любителей позабавиться больше чем ты думаешь!

Её тело пронзили колючие иголки. Она представила, как бы это было на самом деле, и крепче ухватившись за поручни кресла, скупо улыбнулась. Улыбка её была полна глубочайшего презрения.

– Помоги, Платон, мне выбраться отсюда, не то я либо умру, либо сойду с ума!

Платон расхохотался. Смех был таким внезапным и безжалостным, что Ярославе пришло в голову, что если бы звери умели смеяться, то они смеялись бы точно так же.

Успокоившись, он пробасил:

– Может быть, моя дорогая Ярослава, позднее…. я и помогу тебе, но сначала я должен получить от тебя, то чего хочу!

– И чего же ты хочешь?

Он обвел её взглядом карих глаз, с улыбкой произнес:

– Согласись со мной, Ярослава, – я здоровый мужчина, любящий себя и жизнь, и можно сказать обреченный на одиночество на неопределенное время откажусь оттого, что само пришло ко мне в руки! Это ты, Ярослава. Ты послана мне Богом. Могу ли я отказаться от Его подарка?

Её охватили ненависть и отвращение. Она засмеялась ему прямо в лицо:

– Ты, вероятно, сошел с ума, уважаемый, Платон! Тебе не удастся получить от меня ничего и никогда!

– Ну, хорошо…. Я подожду. Мне спешить некуда. – Спокойно ответил он.

– Какой в этом смысл? – прошептала она, не замечая, что произнесла эти слова вслух. Теперь она ломала себе голову над тем, как ей выбраться из этой тюрьмы. Платон не будет спускать с неё глаз.

– Зачем я сунулась в этот лес? Мне следовало бы сразу уехать в какой-нибудь город! А теперь в этом непроходимом лесу никто не поможет, да и кто может помочь кругом одни преступники! А сейчас ничто не может быть хуже этого «Замка». Здесь я в настоящей ловушке. Что же мне делать? Как выбраться отсюда?

Платон видел в ее глазах слезы. Встал со своего кресла, приблизился к ней, положил тяжелую руку на её плечо.

– Попытайся не думать о плохом, моя дорогая, тебе нужно отдохнуть, ум работает намного лучше, когда дух спокоен. Я здесь рядом с тобой. Я позабочусь о тебе, и вместе мы что-нибудь придумаем…. Ты должна довериться мне и тогда будет все хорошо!

– Неплохо бы отдохнуть, но об этом и думать запрещено! – сетовала она.

Платон широко улыбнулся.

– А в этом, моя принцесса, ты ошибаешься! Я же рассказывал тебе о моём деде. Чтобы он подумал обо мне, что его учение прошло даром? Я бы не должен был называться мужчиной! – С этими словами он плотно затворил дверь, взял факел. – Идем, дорогая, в мои покои!

Ярослава шла за ним и смотрела во все глаза. Мельница оказалась не мельница, почему Платон назвал её так? – думала она, – это подземелье когда-то, кому-то служило бункером. Через каждые десять метров Платон зажигал факел, помещенный на стену. Вдоль стен стояли большие ящики.