Антонина Евстратова - Ярослава

Она бросила зоркий взгляд на Платона.

– Я была рада, когда ты оказался рядом, а сейчас, когда наступила ночь, я просто боюсь!

Пожав плечами, Платон в изумлении уставился на неё.

– Ты с ума сошла! Меня бояться! Ты посмотри на меня! Могу ли я обидеть женщину? Я думал, ты извлекла из того, что я, рискуя своей жизнью, один против троих вооруженных бандитов вступился за женщин!

– Да! Это так! Но никто не знает прошлого о человеке! Может ты такой же! Ведь ты убил двоих и глазом не моргнул!

– Ты действительно так думаешь? – спросил он с еле сдерживаемым гневом.

Ярослава почувствовала что краснеет, сознавая возможно здесь и какую-то долю своей вины. Она поймала его взгляд на себе, в котором было такое откровенное дерзкое желание. Но решила не придавать ему никакого значения.

– Ну и, что из того? – подумала она, раздраженно досадуя на себя. – Я уже не маленькая и могу сама постоять за себя. Сейчас бы что-нибудь поесть! – сказала она не то себе, не то Платону.

– У меня есть немного еды, – отозвался он и тут же достал небольшой узелок, который был спрятан под кочкой. Развязав узелок, он достал батон, разрезал кинжалом, тоже проделал с сыром. Подвинул к Ярославе, – ешь!

Она посмотрела на улыбающееся лицо Платона.

– Спасибо, Платон и ты тоже ешь! Ты почувствуешь себя лучше, после того как поешь, я знаю это по себе. Когда тебе плохо надо поесть и настроение сразу поднимется!

Еды было немного, поэтому трапеза была короткой, но даже это дало Ярославе силы и приподняло настроение.

– Ну что, Ярослава, – строго проговорил Платон, – нам пора менять место нахождения. Сейчас самое время пройти до старой мельницы, где нас никто не увидит. Я не зову тебя с собой, чтобы дурного обо мне не подумала. Ты вправе делать то, что посчитаешь нужным, а я ухожу. Счастливо оставаться! – с этими словами он покинул укрытие и быстро исчез за деревьями.

Ярослава почувствовала, как по коже пробежали мурашки. Она осталась одна без еды, одежды и крова. Сколько времени ещё ей бродить по лесу она не знает.

– Надо искать убежище, – подумала она. – Почему же я ничего не спросила у Платона? Что заставило его скрываться, так же как и мне? И он тоже не спросил меня ни о чем. Значит он не меньше преступник, чем я! Этих двоих мужчин он с легкостью убил и после не проявил никаких эмоций! – она погрузилась в свои мысли.

Ночью стало прохладно, она чувствовала холод в каждой своей клеточке. Натянув на голову кофту, она с усилием дышала теплым воздухом и не заметила, как заснула. Проснувшись от холода в очередной раз, она услышала чьё-то тяжелое дыхание.

– Что это сон? – спросила она себя, не открывая глаз. Но сон почему-то пропал. Сдернув с головы кофту, открыла глаза и то, что предстало ей, заставило вскрикнуть. Но горло будто кто-то сдавил железной рукой. В ночи царила тишина.

– Помилуй меня, Боже! – только и сказала она. Когда окончательно пришла в себя, ночь сменило утро. Она привстала и огляделась, никого вокруг не было, только в её ложе и вокруг трава была помята, она поняла, что ей ночью привиделось, был не сон.

Не раздумывая, она оставила свое укрытие и спустилась к небольшой речке, освежила лицо и стала пробираться по густому ивняку к мельнице, где должен находиться Платон. Она уже пожалела, что наговорила о своем недоверии к нему и что не согласилась пойти с ним.

– А что если его там нет? – её сердце часто забилось и появилось головокружение. Она приостановилась и посмотрела на непроходимый ивняк.

– «Вначале я должна успокоиться, – повторяла она про себя, – я должна успокоиться».

Запрокинув голову, увидела хмурое небо, тучи сгущались и грозились ливнем. Она прибавила шаг, но с каждой минутой было труднее идти, ивняк будто связывал её ноги. Дождь не заставил себя долго ждать, полил как из ведра с резким порывом ветра.

Невзирая на ноги изрезанные осокой, она накрыла голову кофтой и поднялась на крутой подъем, ведущий к мельнице.

Но и там было препятствие.

– Где же мельница? – спросила она себя. От пика вершины была каменная лестница, глубоко ведущая вниз.

– Это далеко не мельница! А что это?

Нагнувшись вперед, вытянув шею, она напрягла глаза, пытаясь увидеть последнюю ступеньку. Капли дождя попадавшие ей на ресницы сияли как слезы, мешавшие ей посмотреть, сейчас это вызывало в ней только гнев, досаду и обиду. Из её глаз хлынули слезы. Ночь опускалась быстро, и, как бы в довершение её тревоги, над головой у неё, словно вестник несчастья, прокаркала ворона.