Владимир Спиртус - Принять подарком жребий свой. Рассказы и воспоминания

Поблизости от них никого не было, только за грудой камней на берегу стояла еще одна брезентовая палатка и иногда доносились оттуда отдаленные голоса. С растопкой для костра вообще-то дело там обстояло туго. Один раз Васюков обнаружил сравнительно близко от чужой палатки запас жердей и щепок и ничтоже сумняшеся приволок к своему кострищу. «Грабеж» этот он совершил, конечно, неосознанно, занятый какими-то своими мыслями. Лида впоследствии часто с улыбкой вспоминала забавный случай.

– Где ты взял это хозяйство?

– Да вон там лежало, – сказал Васюков, полуобернувшись и показывая вытянутой рукой.

– Наверно, те ребята собирали или, может, с собой привезли…

– Ты думаешь? Ну и что теперь делать, отнести им назад?

– Да ладно уж. Извинимся, если что…

Выяснять отношения никто не пришел.

В те времена Васюкову нравились девушки, державшие себя свободно и раскованно, похожие на актрис из итальянского кино. Может потому, что с ними ему, стеснительному, было легче и проще. Он уже пробовал курить, и, втянувшись потом, долго не мог оставить эту привычку. Лида тоже вроде бы баловалась этим делом. У нее были сигареты «Трезор» с симпатичной собачкой на обложке. Несколько раз Лида угощала Васюкова и они вместе задумчиво дымили, сидя на берегу. Вроде бы мелочь, пустяк, но, пожалуй, именно тогда между ними возникло какое-то глубокое душевное понимание, взаимная симпатия и сочувствие, словно заключенный незримый союз…

Студенческое общежитие Васюкову дали только на последнем курсе. Ему пришлось снимать квартиру. Он впервые вырвался из-под опеки родителей, но радости от этого хватило ненадолго. Все было чужим: дома, люди, обороты их языка, сам воздух вокруг. К тому же и наука, которую надо было постигать, стала казаться сухою и черствой. Росло ощущение, что это все не его. Но довлела мысль, что так надо, и он терпел, стиснув зубы, как вынужденную ссылку, как полученный срок, который надо отмотать. Сдавал сессии, и даже неплохо, а при любой возможности возвращался хоть на несколько дней в родные края.

Родительский кров, однако, тяготил Васюкова. Расспросы матери, тревогу за него, оставлял без ответа. Он не мог себя заставить играть по ее правилам. Не устраивал его общий уклад и стиль жизни, ставший ему, повзрослевшему, обременительным, не совпадающим с его устремлениями. Объяснить же ничего родителям не мог, да и не пытался… Конечно, он вел себя как эгоист.

А у Славика и Лиды ему хорошо было даже просто молчать – настолько они на одной волне. Внешне выглядело так, что он дружил со Славиком и ходил к нему. Тот петушился, сыпал анекдотами, брал с собой Васюкова туда и сюда. А очаг был вокруг Лиды, ее ясных глаз и душевного тепла.

– Привет, ну, давай заходи! Картошку жареную будешь есть? Славик скоро должен прийти, подождешь?

– Да, посижу… Я не спешу. А что за книжка, можно глянуть?

– Кто-то из французских поэтов. Валентин принес. Мне не особо нравится…

Ты ешь, не стесняйся. И колбаску бери. А хочешь, есть немного белого грузинского вина?

Окончив университет, Васюков вскоре женился. Ему было тогда двадцать два. Брачный союз его продержался около десяти лет. Наташа, несколько экзальтированная симпатичная брюнетка, работала в больнице медсестрой. Она не отличалась особым умом или тонкостью чувств, но Васюков тогда это считал неважным. Главным казалась ее горячая любовь к нему. Все говорили, что они не пара. Надо отдать должное Наташе. Она старалась войти в культурное поле Васюкова, в мир его интересов. Правда, у нее это плохо получалось. К тому же они оба были не готовы к тому, чтобы терпеть и прощать, идти друг другу навстречу. Начались бытовые ссоры, взаимные измены. Позже Васюков на период первого брака стал смотреть, как на сплошной ужас, как на выжженную степь. Что говорить, и потом было много всякого в его жизни…

Печально, но отойдя от Славика, он потерял и Лиду. Со Славиком он не хотел встречаться, а с Лидой вел долгие мысленные разговоры, особенно, когда было смутно и нехорошо на душе. Особенно дорог ему был один эпизод.

Как-то Васюков возвращался на север в свой университет, чтобы дальше «грызть гранит науки». Дул сильный ветер, смешанный с дождем, нагоняя тяжелое уныние. Вдруг на платформе, где он ждал прибытия поезда, появилась Лида. Договоренности с ней не было никакой, это выглядело как чудо. Они обнялись. Десять минут до отъезда спрессовались в один радостный миг. На прощание она неожиданно поцеловала его в губы. Васюков тут совсем ошалел… Эти проводы отпечатались в нем на годы и годы. В поцелуе Лиды не было страсти или обещания, просто проявление любви в ее незамутненном виде. Сейчас это назвали бы гуманитарной помощью. Удивительно, как точно и вовремя она тогда подоспела…