Вячеслав Карпенко - Придорожник

Вячеслав Карпенко (1938 г.) учился в Мореходном училище, Ленинградском университете (Ленинград-Санкт-Петербург), закончил Высшие литературные курсы (Москва). Работал в геологических партиях (Коми, Карелия), служил в ВМФ, ходил в море (Мурманск, Калининград), был журналистом (Калининград, Алма-Ата), электриком, кочегаром, егерем. Трудился в журналах «Новый фильм», «Простор» (Алма-Ата), «Запад России», «Параллели» (Калининград). Автор десяти книг повестей, рассказов, сказок («Вожаки», «Рыба была большая», «Мой правый берег», «Истинно мужская страсть» и др.). По его сценариям сняты документальные фильмы «Сестрички», «Это Я вышел на улицу» и др. Награждён «Орденом Мухи» (Казахстан, Алма-Ата), премией им. К. Донелайтиса (Литва, Вильнюс). Член Русского ПЕН-кпуба, Союза российских писателей.

Мотор ревел надсадно, когда колёса влетали в заснеженную колдобину. Совсем недавно утихла пурга, прорвавшая стену леса, который тесно подступал к дороге по обе стороны. Тогда они выходили из кабины «лендлизового» «Студебеккера» и лопатами отыскивали колею.

…Два человека, замученных двухсоткилометровой дорогой, сжимаемых морозом и съёжившимся лесом. Единственной их опорой в этом замершем за стёклами мире оставался луч фары да пропахшая бензином теплота кабины. Вторая фара была разбита при погрузке.

Они везли обсадные трубы для буровой бригады со станции Княжпогоста, продрогшего нервного узла «железки» Коми-республики. Трубы необходимо доставить срочно: прервать хоть на час работу на буровой означало гибель скважины – зима…

Оставалось двенадцать часов и сто двадцать километров пути. И заносы на дороге подстерегали машину всё чаще. И мотор всё сильнее задыхался в очередном усилии, пока не закипела вода в радиаторе. Приходится остановиться и развести костёр, чтобы натопить снегу. Младший, почти мальчишка, попавший на север из романтического упрямства, неловко оскользнулся, наливая воду в парившее отверстие, и обернул ведро на себя. И теперь надо вновь набивать снегом прокопченное ведро, а сорокаградусный мороз сразу заковал валенки, ледяной коркой прихватил ватные брюки.

Через несколько километров по новой пришлось отгребать из-под колёс снег. Ноги его сжимало обручем, кружилась голова, и тянуло ко сну, но он кусал губы и ни за что не признался бы в своей слабости. Потом вроде и отпустило, и на следующем перегоне младший даже закончил рассказывать о белом безмолвии, пленившем троих путников, о борьбе и победе, о тайной нежности мужской дружбы. И о волках, которые бывают благороднее человека – не замечены в каннибализме.

– Смотри-ка ты, – покачивал головой водитель, не отрывая глаз от дороги. – Здорово, видать, знал этот Лондон нашу жизнь. Налей… и себе!

Спирт обжигал горло, они открывали двери, чтобы зачерпнуть снега. «Считай, что мороженое» – советовал водитель, с усмешкой кося взгляд на молодого.

– Джек Лондон – это писатель, а всё прошел сам: парнишка «на подхвате», газетчик, матрос, золотоискатель, кажется, даже пират…

– Интересный, стало быть, парень. Ты-то как?.. А сейчас он где?

– Умер. Сорок лет уже…

– Свой был… Пошли копать, а то мотор сорвём начисто.

И вновь они копали. И ехали дальше. И опять отбрасывали снег, освобождая вязнущие колёса. Пока не показались огни Визинги – небольшого села на берегу северной реки Сысолы, теперь закованной метровым панцирем льда.

Когда младшему разрезали валенки, чтобы снять их с опухших ног, он закричал. Скрипучим криком, вырвавшемся наружу и возвращающим сознание.

На следующий день сорокалетний водитель протиснулся в наиндевелую дверь сельского медпункта.

– Вот: принёс, – он добродушно выдохнул спиртово-табачный пар. – Может, быстрее время-то уйдёт. Ты здесь поправляйся, ничего…

Это была книга Джека Лондона «Смок Белью». И – бутылка спирта, питьевого.