Петр Немировский - Джен

– Вот так. Осталась фея без короны, – пошутила Джен, поправив растрепанные волосы.

– Подержи, – не раздумывая, я отдал Джен свою куртку, мобильник и портмоне.

Перелез через перила. Держась одной рукой за трубу, другую вытянул вперед, чтобы ухватить шапочку. Не дотянулся.

– А-а, черт с ним! – сев на край бетонного парапета, я опустил ноги и осторожно, как мог, спустился в воду.

Мои ноги быстро коснулись дна. Вода была не холодной для февраля. А главное, неглубокой – мне по пояс. Сделав несколько шагов в воде, я схватил уже почти скрывшуюся под водой красную шапочку и пошел назад. Взобрался обратно на пирс. Рубашка намокла по грудь, брюки и ботинки, понятно, были совершенно мокрые и тяжелые, словно из бетона.

Джен покраснела от смущения, принимая из моих рук свою мокрую шапочку, которая, надо сказать, сейчас имела вид половой тряпки.

Набросив мне на плечи мою куртку, Джен суетилась, словно медсестра, которая собирается оказать пострадавшему первую медицинскую помощь.

– Не переживай, все нормально, – бодро сказал я.

Мое заключение о том, что вода не холодная, было несколько преждевременным. В ногах, животе и паху быстро становилось холодно.

– Надо ехать домой, немедленно домой! – твердила Джен, когда мы с ней, покинув пирс, быстро шли к машине.

– Да, да, поехали домой, – я открыл дверцу, завел мотор и включил печку.

– Ты ведь можешь заболеть бронхитом или, не дай бог, воспалением легких. А все из-за твоей глупости! – она забрала с заднего сиденья свои пакеты с вещами.

– Разве ты не поедешь со мной? – спросил я.

Ее раздумье длилось несколько секунд.

– Нет. Ты езжай, а я себе вызову такси.

Вопреки ее прогнозам я не заболел, предотвратив серьезную простуду и бронхит проверенным русским лекарством – стаканом водки.

…С того дня в наших отношениях с Джен мало что изменилось. Правда, она больше не просила меня никуда ее отвезти – ни в ателье, ни в супермаркет. Справлялась сама.

Но я хорошо помнил, как там, на пирсе, блестели ее глаза; и я знал, что этот блеск исходит из самого потаенного уголка женского сердца и предвещает, что это сердце теперь будет покорено.

Поэтому я совсем не удивился, что с тех пор уважаемый «доктор ухо-горло-нос» крайне редко заходил в кабинет Джен и не мешал нам во время супервизий.

Увы, радость моя длилась недолго. В кабинете Джен вскоре появился… Майкл. Конечно, ее сын Майкл вызывал у меня иные эмоции, чем доктор Шварц: последний был моим заклятым соперником, а Майкл вызывал скорее симпатию.

Если бы он не так часто занимал в кабинете Джен ту кушетку, на которой я последнее время привык лелеять некие сладкие мечты, то я бы не имел ничего против. Иными словами, Майкл вытеснил меня с той кушетки, и я вынужден был теперь сидеть на стуле, тогда как он полулежа играл в электронные игры на своем IPhone.

История его появления в госпитале такова: недавно Майкл оставил колледж – то ли его выгнали за неуспеваемость, то ли он взял академический отпуск. Скорее всего, выперли. Работать он не хотел. После скандалов с Джен, ее уговоров и угроз Майкл согласился какое-то время поволонтерить в нашем госпитале. Джен быстро все устроила. Майклу выдали удостоверение, составили расписание и список обязанностей. Он должен был два дня в неделю помогать в столовой и два дня в библиотеке. В общем, не бог весть что, но хоть какое-то занятие.

Итак, Майкл работал как волонтер, шатался по госпитальным коридорам и заходил в кабинет к Джен как раз в то время, когда у нас с ней были назначены супервизии.

Это был высокий парень двадцати лет, с густыми черными волосами на прямой пробор; женственная мягкость в чертах его лица была явно унаследована от матери. Во взгляде его темных глаз выдавалась какая-то надменность, самолюбование. Но, быть может, за этим фасадом нарцисса скрывался неуверенный в себе, закомплексованный ребенок?

С Джен он вел себя крайне раскованно, с его лица не сходила благодушная улыбка даже в те минуты, когда она выговаривала ему при мне за то, что на него уже жалуются из Отдела волонтеров.

После очередной взбучки Майкл обычно просил у нее денег на новую компьютерную игру или на ремонт своей машины, и Джен, грозно и обиженно сопя, доставала из сумочки портмоне.

Однажды, после того как Майкл нас покинул, получив от матери деньги, Джен стала оправдываться передо мной:

– Я знаю, что это неправильно, понимаю, что слишком балую его. Нормальная мать так себя вести не должна. Мне об этом все говорят: и сестра, и дочка, и бывший муж. Майкл – проблемный ребенок, не может ни в чем себя найти, не в состоянии к чему-либо привязаться.