Мария Штанова: В памяти моей

Моя детская память удержала несколько эпизодов, связанных с немцами. Помню, мы сидели в погребе, куда мама принесла нам кувшин молока и краюху хлеба. Видно, немец выследил, куда она спустилась, пошёл следом за ней, спустился на три ступеньки вниз и своим тяжёлым сапогом ударил Лёню по лицу. Может быть, фриц решил, что здесь прячется партизан? Но поняв, что здесь только дети, выругался и пошёл прочь. Поздним вечером они уехали, собравшись довольно спешно. Потом немцев долго не было. В селе Солонец-Поляна был назначен староста. Мама говорила, что, в отличие от полицая Мишки, староста был человек смирный, никого не обижал.

Школу закрыли. Всю зиму 1942 года мы жили впроголодь, питались мёрзлой картошкой, ели жмых, парили калину. Нас спасали лесные орехи, которые мы сушили на печи, и сухофрукты, в основном груши. Село наше Грушное (часть Солонец – Поляны) всегда славилось садами, которые росли под горой, в низине. Широкая лента дороги уходила далеко в поле, а за нашим садом начинался большой овраг, поросший густыми кустами орешника. Место живописное в своей запущенности: крапива в человеческий рост, полынь, дикий малинник – самое настоящее лесное царство для детей, раздолье – есть где поиграть в прятки, затаиться и ждать, когда можно будет «застукаться». Помню, мы играли в прятки с мальчишками по фамилии Кишкины. Их мать, тётя Варя, бывало, выйдет на огород и зовёт: «Колькя, Петькя, Васькя, идитя абеды-ы-ыть!». Отца эти трое мальчишек так и не дождались с войны: погиб на фронте в 1944 году.

В нашем саду росли груши мичуринского сорта «ранет бергамотный», вкус которых я помню до сих пор. Когда начинался сильный ветер и спелые груши падали на землю, я бежала в сад, подбирала тяжелые сочные груши в подол платья и приносила в дом. Бабушка Анюта резала их на две части и выкладывала на противень в печь. Сушеные груши – это чудо как вкусно!

Несмотря на тяжёлое время военных тревог и потерь, дети оставались детьми, и детские впечатления сохранились на всю оставшуюся жизнь…

Немцы заходили в Грушное реже, чем в Солонец-Поляну, видно, боязно им было бродить по нашим опасным глухим оврагам. Мама рассказывала, как однажды у нас в селе остановились мадьяры и финны, бывшие союзниками гитлеровской армии. Один рыжий финн улёгся в дальнем углу двора, на куче хвороста, постелил себе огромную перину, потом вдруг встал, сбросил перину с хвороста и стал что-то искать. Оказывается, его заинтересовали торчавшие из-под хвороста берестяные лыки, из которых мама плела лапти (обуви у нас уже никакой не было). Лыки были высушены и спрятаны под хворостом. Кроме того, под лыками была глубокая яма, где мама спрятала чемодан с довоенными вещами, которые позже она носила в город и меняла на соль, спички и керосин. Вот почему она с тревогой следила за действиями финна, с интересом рассматривавшего лыковые колечки, недоумевая, что бы это значило. Мама опасалась, как бы он не вытряхнул их все и не обнаружил яму. Но, к счастью, он утихомирился, снова притащил свою перину и улегся на неё. Гроза миновала. Мама вздохнула свободнее. Были и забавные, почти анекдотические эпизоды встреч с немцами. Например, наша соседка, бабушка Ульяшка, рассказала нам о том, как она высмеивала немца, который заставил её стирать его нижнее бельё. Зная, что фриц не понимает по-русски, бабушка взяла его кальсоны, потрясла их перед его носом и рассмеялась:

– Эх, ты, засранец, видно, наши-то крепко по тебе стреляли, что ты в штаны пук-пук?! Немец тоже рассмеялся, уловил смысл и смущенно повторил:

– Я, я, пук, пук!

Надо сказать, что у нас в Грушном они не лютовали, хотя про машину-душегубку мы слышали. Мама нас от себя никогда не отпускала. Сама она была одета в какое-то тряпье, голову повязывала тёмным платком и похожа была скорее на худую старуху. А ведь ей тогда было только 30 лет.

Помню, как один немец бегал по двору, ловил петуха, а я кричала:

– Не трогай моего Петьку!

Мама прижала меня к себе и увела со двора. Но самым, пожалуй, памятным был случай с Соловьем, нашим домашним хранителем, собакой, которая ценой своей жизни спасла нас от лютой смерти. Прошло уже более 70 лет с того памятного дня, а помнится всё так ярко, так подробно, как будто это случилось вчера.

…Голос у нашего Соловушки был такой звонкий, такой заливистый, что когда он начинал лаять, его слышала вся округа. Это был огромный лохматый пёс из породы

«московская сторожевая». Целыми днями он гонял по двору кур, дружил с телёнком и не обижался, когда тот загонял его в конуру. Вообще-то он был довольно смирный пёс. Но вот однажды…