Яна Павлова - Герой 21-го века. Маленькие приключения большого засранца

– А вы в анус случайно ничего себе не засовывали?

В тот момент мне удалось познать всю прелесть поговорки «провалиться со стыда сквозь землю». Этого я хотел больше всего на свете.

А теперь представьте, как я себя почувствовал, когда, зайдя в кафе, увидел Альберта. Но не убегать же было, в самом деле? Пришлось остаться. Не знаю, рассказал ли этот гомосек брату о том, что между нами произошло, но на лице Антона не было ни капли подозрительных эмоций. Он встал, быстро и энергично пожал мою руку двумя ладонями, указал на стул напротив себя. Парень двигался рывками, но между движениями была неуловимая связь, поэтому они казались скорее деловитыми, чем нервными. Ничего не смыслю в адвокатском деле, но говорил Антон убедительно, и я решил, что буду работать с ним. А Альберт, похоже, поменял сексуальность: смотрел дружелюбно, в глазах не было того бешеного блеска и нездорового интереса.

Знаете, как раскусить маньяка? В бытовом смысле маньяка. То есть того, кто хочет лишь секса. Всё очень просто – по взгляду. У хотящих трахаться он маслянистый, веки напряжены, глаза немного сужаются, они смотрят будто с прищуром. Но это только те, кто полностью поглощён физикой, телом. Если маньяк ещё и интеллектуально развит, то разгадать его вам будет не под силу.

Я чувствовал себя героем американского сериала про полицейских: парня обвиняют в убийстве, он постоянно попадает в глупые ситуации, с ним случается большая беда, но в итоге справедливость восстанавливается. Только те парни, те герои сериалов, как правило, приземлены и тупы, а я не такой и не должен быть в этих картинах. Я должен быть злым гением или просто гением, которого покинул разум. Я могу быть только роковым персонажем, мне не идёт костюм Ивана Дурака.

С Антоном мы встретились на следующий день у участка. Он получил доступ к делу, в котором было пока лишь несколько листов: мои показания, свидетельства соседей, Маринина записка.

– Добби свободен, – сказал адвокат.

Но мне смешно не было. Настроение испортилось. Хотелось грустить и напиваться. Этим я и занялся. Пил дома, потом – на улице. Гулял по городу, смотрел на серые дома, серые дороги, блестящие витрины. Представлял, как по этим же улицам ходит Раскольников, играл его роль, делал вид, что выслеживаю старушку. Старушек на улицах не оказалось, зато я заметил пьяненькую женщину с ребёнком. И зачем-то подошёл к ним.

– Привет.

– Чё надо?

– Мне показалось, что я вас знаю. Мы не встречались раньше?

Она всмотрелась в моё лицо.

– Нет.

– Странно. У вас такие знакомые глаза. Я уверен, что мы встречались.

Фишка про глаза всегда актуальна, во все времена. А на такой тем более сработает. Ребёнок – девочка – заплакал. Женщина уже успела заинтересоваться мной и отреагировала на плач дочери подзатыльником. Раздался рёв. Тут вступил в игру я: обнял ребёнка, погладил её по голове, как-то ласково назвал и протянул мятный леденец. Эта конфета валялась в кармане куртки уже, наверное, год. Ненавижу детей. Но, если хочешь подкатить к мамаше, делай вид, что любишь её отпрысков. Это подкупает, ты становишься в глазах бабы почти богом.

Пьянчужка позвала меня в гости. На всякий случай я спросил, не ожидается ли прибытие мужа. Оказалось, что дама в разводе уже несколько лет. В свете подъездной лампы я рассмотрел её ближе: не красавица, но и не такая страшная, как я мог бы предположить; пьяна и пьяна сильно; фигура средняя, очень широкая задница, но сейчас мне было плевать.

Женщину звали Тамара. Ещё одно деревенское имя в копилку отлюбленных женщин. Её глаза были затуманены, она едва ли видела меня. В квартире на удивление оказалось чисто. Мы выпили припрятанную водочку, переспали. Кайфа никакого, даже странно. Соучастница быстро отключилась. Как-то очень внезапно. Я даже испугался, но пульс был, а ещё был храп, мерзкий, мужской, громоподобный. Мне не хотелось спать, и я отправился на прогулку по её жилищу.

Среднестатистическая квартирка, две комнаты – матери и дочери. Средней паршивости убранство, но ковров нет, что меня очень обрадовало. Если вижу ковёр на стене или цветастый ворс на полу, чувствую себя колхозником. Я бродил по дому и пил. Из комнаты вышла девочка.

– Папа?

Видимо, спросонья она не разглядела, кто перед ней.

– Нет, ребёнок, – пафосно начал я, – я не твой отец. К счастью. – И улыбнулся, очень едко и зло, но девчонка в силу возраста не могла оценить всей прелести такой улыбки.

– А мама где?

Чёрт знает, почему, но я обозлился. Может, алкоголь взыграл. Может, проснулась ненависть к детям. Может, нервы выплеснулись наружу.