1 ...6 7 8 10 11 12 ...22 * * *
В отличие от отца, Альберт – новосибирское дитя, как правило, каждый отпуск родителей ездил в любимый город встретить белые ночи, полюбоваться расцвеченным городом, что как поэма. В Академгородке Альберт знал все уголки парков, садиков, дворов, всех собак по имени, освоил лыжные трассы по периметру, любимый вид спорта наряду с коньками. Вначале не всё получалось, плёлся в хвосте не только взрослых – ребят, своих сверстников. Потом вдруг произошёл рывок, кто-то высказал предположение, что подрос, конституция способствовала развитию ног и рук. Сразу как-то вымахал, его даже поддразнивали то оглоблей, то каланчой. То время возмужания кажется таким непонятным, далёким и быстротечным. Закончилась школа, а вот у него уже диплом университета. О юность, как тебя воспеть! Сколько же горечи, как и сладости. Ты дорога тем, что не повторишься, освещающим фантомом и звёздным небом, что было, на удивление другим, непостижимым, как жизнь впереди.
«За счёт роста берёт, – говорили ребята. – Шаг хороший, и руки лыжника». Не подозревая, как отчаянно он занимался дома с гантелями и экспандером, ещё помог турник во дворе, мышцы позвоночника укрепил. Стал всех обгонять, на соревнованиях побеждать. Тогда почувствовал лидерство, возникла стремительность тела и мысли, движение в пространстве, наполненного духом мечты, устремлённой в нереальность. Тяга души к невозможному сделала заложником внутреннего одиночества, где чуждое накладывает тень на свет, к которому он стремился. Альберт избегал замкнутости, но выходило само собой, всё ограничивалось кругом интересов: химия, физика, биология – то, чем бредил.
Чем больше был скован внешне, тем больше ощущал потребность внутренней свободы, которую давали только знания. Свой разгорячённый разум Альберт хотел остудить наукой, прагматичной, доказуемой, всё подвергающей сомнению. Удивительное дело – уже будучи аспирантом, понимал: за каждым опытом и выводом следовала неубывающая потребность ощущения души, убеждение, что только одушевлённая наука во благо человека. Это понимание будило стремление к большему познанию, выходящему за рамки сознания. За внешней странноватостью невозможно было не разглядеть его страсть к науке. А могло ли быть иначе, когда в Академгородке обитал необычный подъём духа знаний? При этом он замечал, что не так привлекателен, что не вызывает интереса у девчонок, хотя не тяготился этим.
В этом замечательном месте открытий было столько человеческого тепла, всё так удобно и приятно. Люди понимали: не весь Советский Союз так живёт, государство по максимуму избавило людей науки от рутинного быта. Прачечные, химчистки, столовые, больницы, транспорт – на столичном уровне. Отец всегда подчёркивал, что добросовестность, порядочность – качества советского человека. В перестройку столкнулся с совершенно противоположным, стараясь не утратить оптимизма, пытаясь во всём найти хорошее или хотя бы обнадёживающее. Хулителей социализма обходил стороной и избегал тех, кто страдал перестроечным зудом, превознося до небес западный индивидуализм. Он понимал: что-то не так, людей вводят в заблуждение посулами, как в революцию 17-го года.
Он считал, что коллективная общность не должна восприниматься чем-то ограничивающим индивидуализм, никакого обезличивания, никакого растворения и уж тем более наличия стадного чувства.
Он существовал и верил откровенно и искренне в развитой социализм, что многим дал прекрасное образование, возможность раскрыть свой творческий потенциал. Вновь кто-то решил разрушить Россию, опять увидев в ней конкурента. История повторялась.
Академгородок, ухоженный и приглаженный, жил обычной жизнью советских людей: демонстрации, митинги, диспуты. Дни рождения в коллективе, поздравления с открытием или каким-то заметным результатом, с присвоением звания. Всё это было утрачено. Разобщённое общество вдруг вспомнило девиз «каждый за себя» и что Родина там, где жратва, шмотки. Распался Советский Союз, кто-то умело сыграл в свою пользу, сделав ставку на национализм.
Рядом здесь же природа, свойственная только этому краю, в основном холодная, неприветливая. Зима – самое долгое время года, самое бодрое. Мороз, морозец, такой затейник. Всё разрисует завитушками, присыплет серебром, духом своим неспокойным, снегом взметёт, заблестит, заслепит, солнечные очки наденешь да на лыжню, да в лес – любоваться вековыми соснами в белых тяжёлых шубах, что обвисли на ветках. Были ещё сани на Новый год, детей катали прямо как в сказке, с бубенцами, с Дедом Морозом и пахучим сеном, на нём тепло да мягко. Не жизнь – сказка. Какие красивые люди, лица чистые, радостные. Вот соревнования: «Лыжня зовёт», огромный транспарант на старте – «Все на лыжи!», и ещё «Лыжня – здоровье», и ещё лыжная трасса «Малышок». По всей трассе киоски, чай. Потом гулянья после вручения наград, кубков и вымпелов. И никакой устали. А придёт лето, побежим марафон со всеми вместе, под музыку, будем пускать шары в небо, походы, костры до утра, гитара, романтика. И никто не говорил о национальности, о вере. И немногие знали о наркотиках, рабстве и продаже органов. Были те, кто очень привлекательно разрисовал Запад, словно там молочные реки и кисельные берега.
Читать дальше