Татьяна Кулакова - Вернись в Реджио. Итальянские повести

– Чёрт!

Это было сказано по-русски.

– Да, чёрт! – ответила я ей.

Мы поняли друг друга без слов и засмеялись.

Марта родилась в Италии, но её родители – русские. Она никогда не бывала в России, но всегда мечтала об этом. У её семьи не было денег на это путешествие. Узнав об этом, я прониклась симпатией к Марте и произнесла речь:

– Мы, люди, которые живем за границей, больше любим и ценим нашу культуру. Моё счастье связано именно с моей страной! Да, советский народ нищ! Да, он голодный! Но зато душевно удовлетворённый. Некоторые русские девочки думают, что в Европе есть всё. Будущее, семья, обеспеченность. Да, может быть. Но родной язык – есть родной язык. И родная кровь – есть родная кровь.

Марта смутилась и сказала:

– Тише. Дедушки спят. – А потом спросила: – А в России, правда, много лекарств выписывают? И ферменты при антибиотиках назначают?

– Правда.

Марта уже просветила меня в значении слова «ферменты». Приятно оказалось разговаривать на одном языке с девушкой, которая имеет увлечение в жизни – медицину. Как выяснилось, это не единственная страсть Марты. Она много расспрашивала меня про Россию:

– А люди там злые?.. Там, правда, много пьют?.. А старики там чаще умирают?

Было видно, что эта девушка с ясными голубыми глазами искренне любит родину своих предков и мечтает съездить туда. Харьков, конечно, не Россия. Хотя там все говорят по-русски.

Следующие три дня мы с Мартой много болтали. Нам было так интересно друг с другом, что я даже не чувствовала усталость от бессонных ночей – всё же в больнице ночевала! Просыпаясь, дедушки слышали наш смех, и этот звук среди их глухого кашля, наверное, приносил им радость. Во всяком случае, дедушки не мешали нам разговаривать. Лишь Энрике, стремясь показать, что он главный, иногда прерывал меня:

– Ну-ка, любимая, принеси мне воды!

А через три дня приехала Паола и стала вести себя так, словно это она жила в больнице при дедушке, а не я. Она разложила лекарства на его тумбочке, разгладила одноразовые сорочки в шкафу и даже раздобыла где-то поднос со свежим капучино. Правда, когда она принесла кофе в палату, Энрике спал. Паола не растерялась, посмотрела на меня и, не выпуская из рук подноса, спросила: «Ну, ты согласна уехать?» Ну, а что ей время в больнице терять?

В тот момент в глазах Паолы мелькнула надежда. И ещё какая-то злоба. Я вдруг поняла, что единственный способ защититься от этой злобы – сделать вид, что я приняла предложение руки и сердца от Энрике. Если я официально стану его невестой, тогда она, возможно, отстанет от меня.

– Паола, я никуда не уеду, пока Энрике жив. Он сделал мне предложение, и я приняла его. Я – невеста Энрике.

Чашки на подносе Паолы задрожали. Но она быстро взяла себя в руки и сказала:

– А у меня сегодня утром булочки подгорели. Руки обожгла. Вот они и дрожат.

Паоле было важно «сохранить лицо».

Она уехала, не попрощавшись с Энрике.

– Ну и особа! – сказал дедушка Марты. Эти старики спят намного меньше, чем хотят показать. Интересно, что они говорят о нас с Мартой, когда мы выходим помыть их чашки? Наверное, они называют нас «русскими девочками».

Конечно, мы русские. Как только провожу Энрике в последний путь, уеду в Россию. И плевать, что у меня мало денег. Кое-что я всё же скопила. Уеду.

О своих планах я сказала Марте. Она ответила:

– Счастливая ты! А у меня денег на поездку нет. Да и не привыкла я отдыхать.

– А ты подружись с моим дедушкой, с Энрике. Он добрый, может денег дать, – неожиданно для себя посоветовала я ей.

– Да он же скоро умрёт!

Ночь в больничном коридоре прошла, как всегда, тихо. Мой сон на кушетке был бы безмятежным, если бы не ярко горящие лампы и не шуршащая при каждом повороте моей головы клеенчатая простыня.

Утром этот неглубокий сон прервала Паола. Я узнала её по звуку семенящей походки. Ккак меня раздражает эта женщина!

Явившись, Паола, как всегда, стала наводить порядок на тумбочке Энрике. Ну, если она так заботится о свёкре, почему не подежурить ночью? Меня разозлила эта показная суета Паолы. Я ответила на это своей игрой. Подошла к дедушке и, глядя на Паолу, сказала:

– Энрике! Я решила принять твоё предложение!

– Правда? – спросил он.

Мне показалось, что он совсем не рассчитывал на моё согласие. И я сказала:

– Но для этого тебе придётся поскорее поправиться.

– Я согласен поправиться, – он посмотрел на Паолу и добавил: – Ради счастливой жизни в нашем доме.