Владислав Михайлов - Прилив

– Моя фамилия Порохневич. Можно просто Порох. Здесь меня все так зовут.

– Бартек.

Порохневич кивнул и ткнул пальцем в бутылку.

– Вам нужно выпить.

– Я не хочу. Здесь все воняет рыбой. Да вообще-то я и не собирался пить.

Порохневич поднес бутылку ко рту, сделал несколько глотков, затем осторожно выдохнул в кулак и, полузакрыв глаза рассеянно произнес:

Он выжидательно помолчал, а потом отпил еще немного.

– Кстати, здесь есть… – начал было Бартек.

– Нет, – перебил его Порох. Здесь ничего нет.

– … почта? Телеграф?

– Ничего, – угрюмо подтвердил блондин.

Бартек сделал несколько затяжек. Папироса была вонючая и отдавала жженым сахаром. Тлела она медленно, словно желая продлить курильщику сомнительное удовольствие. Напрасно он поехал с Ирмой в эту командировку. Сидела бы в своей квартирке, читала книжки, смотрела телевизор или занималась обыкновенной домашней ерундой, которую так любят женщины. Впрочем, она этого терпеть не могла. А теперь…

– Что же мне делать? – пролепетал он.

– Пить, – сказал Порохневич и пододвинул к нему бутылку. – Ибо через полчаса начнется прилив.

– Да что мне ваш прилив? Вы понимаете что со мной? – меланхолично поинтересовался Бартек. – Я потерял любимую девушку, сам черт знает где – ни почты, ни телеграфа… А вы – прилив! Что это за осторов такой, черт возьми?!

– О-о! Это очень особенный остров, – сказал Порох. ‒И зря вы возмущаетесь. Пути господни неисповедимы. Думаете, кто-нибудь из здешних обитателей попал сюда по собственной воле? Я тоже так думал, но ошибался. Я здесь всего два месяца…

– Кстати, какое сегодня число? – спросил собеседник Бартека. – Впрочем, неважно. Здесь все теряет смысл.

Бартек саркастически хмыкнул.

– Царство абсурда?

– Что-то вроде того, – с неизменным добродушием ответил Порохневич. – Вот я, например, стал здешним священником, – добавил он с ироничным смешком. – А раньшебыл контрабандистом – перевозил кофе и сигареты на один из островов. Однажды наткнулся на морской патруль. Товар, сами понимаете, бросил…

– Струсили?

– Не думаю. Просто двадцать лет за контрабанду, по-моему, многовато. Я уже не в том возрасте, чтобы начинать жизнь сначала. Решил, что лучше утонуть в море.

– А оказались здесь.

Порохневич щелкнул пальцем по пустой бутылке.

– Лучше бы я утонул.

– Почему?

– Долгая история. Выпейте хоть немного, иначе вам будет очень плохо. Приливы на острове хуже пытки, – Порох посмотрел на Бартека и, поняв, что пить он по-прежнему не собирается, продолжил: – Знаете, еще до того как стать контрабандистом, я хотел поступить в семинарию…

– Но жажда материального благополучия оказалась сильнее?

– Нет. Просто я понял, что священник из меня не получится. Я не способен убеждать людей, заставлять их верить себе. Скорее всего мне не хватало искренности.

– Может быть, – пробормотал Бартек. – Но от священника я бы сейчас не отказался. Даже от такого, которому не хватает искренности. Пусть он хоть атеистом будет. По крайней мере, это было бы лучше чем пить.

Порох пожал плечами.

– Помолитесь.

– Я не умею. Да и незачем. Знаете что… – Бартек вынул из бумажника банкноту и положил ее перед Порохневичем. ‒Возьмите на все этого пойла и, давайте, напьемся.

Порох осторожно взял бумажку, потряс ею в воздухе и положил в нагрудный карман.

– На все – это слишком много, – возразил он.

– Возьмите сколько надо, остальное оставьте себе.

Порохневич прищурился, отпил из бутылки, встал, и перед тем как направиться к импровизированной стойке из бочек, за которой дремал хозяин, сказал:

– Берегите деньги. Без них здесь туго.

– Мне кажется они здесь вообще ни к чему. На острове, как я понимаю, нет никаких экономических отношений.

– Да. Но так уж повелось. Традиция, если хотите.

– Понятно. Значит без денег здесь туго.

– Здесь особенно. Работать негде, а кормить задаром никто не станет. Хотя…

– Что?

– Ничего. Пустяки. На водку много уходит. Если не пить, то еще можно продержаться.

– Не пейте, – сказал Бартек.

– Нельзя, – бросил Порохневич и пошел к стойке.

Бартек проводил взглядом его приметную, несколько сутуловатую фигуру и наклонился над стариком, которого Порохневич столкнул на пол. Старик мирно похрапывал, видимо, не испытывая особых неудобств в своем положении. Бартек усмехнулся, взял бутылку и, преодолевая отвращение, сделал несколько глотков. Боль сразу отпустила, только в голове стало непривычно тяжело. Он сдавил виски пальцами и глубоко вздохнул.