Олеся Стасевич - Скажи, что ты любишь меня. Три истории

– Не пара я ему… не пара, – а ладони все еще помнили его загорячевшее под рубашкой тело. Чудился сладко-горький прокуренный запах.

С того вечера зачастила она гостевать к тетке в Ильинку. Благо, жила она по соседству. Видела его часто, но только издали. Кивнет едва через низкий забор, а то и вовсе не заметит. Сама не решалась подойти. Все ждала чего-то. Не выждала.

Спустя месяц Иван с парой друзей уехал на заработки в Иркутск. «Город заманил», – говорила тетка, поглядывала внимательно на племянницу, прятала усмешку в углах выцветших губ. Наталья надеялась, что Иван не задержится там, вернется. Выдавит город его из своей толкотни. А он, прижился, на следующее лето приехал погостить, не один, с невестою. В первый же выходной пришли на танцы. Девица жалась к Ивану. Городская, манерная, выдристая. Вцепилась, не оттащить. Через две недели Ильинка гуляла свадьбу. Как полагается, вся деревня в Ивановом дворе, опрокидывала махом стопочку, драла горло: «Горько». Наталья, сидела за длинным столом, смотрела, как жеманно приподнимала перед поцелуем фату невеста. Как обжимаются они с Иваном под пьяный счет гостей. Ушла, не досидела до конца. Невмоготу стало смотреть на поглупевшие слезливые застольные лица. Слушать пьяные выкрики, игривый смех баб, гогот мужиков.

Шла по проулку к реке, не разбирала дорогу. Добрела до околицы, забилась в сарае. Тут и слёзы не держала уже…

– Что рыдаешь? – в дверном проеме стоял, покачиваясь, Колька, – ты поплачь по Ваньке-то… Пострадай… Тетёха.

Присел рядом, облапил:

– Какая ты ладная… Теплая, – гладил по спине, тыльной частью ладони стирал слезы с лица, наклонился, дышал перегаром, – жениться хочу на тебе. Тетешить буду, любить… А не бросишь страдать, так убью… Вот женюсь на тебе и убью.

Пьяно шарил по ее обмякшему телу. Завалил, полез под подол, торопливо насильничал. Наталья не сопротивлялась. Лежала, равнодушно смотрела в прореху на крыше, как пялился на них косматый облачный клок:

– Замуж так замуж. Хотя бы и за Кольку… Поздно уже… Поздненько…

Не прошло и месяца с Ивановой свадьбы, как в Натальиной деревне горланили ей с Колькой: «Горько».

***

В небольшое кухонное окно постукивает пальцами редкий дождь. Наталья выключила тусклую лампу, распахнула дверь в ночной холод. Подстелила кофту на скрипучие доски, устроилась на крыльце. Замерла, прикрыла глаза. Слушала доносящийся от подножья темнеющей сопки ровный шум реки. Приготовилась ждать. Всю ночь. Ивана.

***

Сколько Колька ни грозился, сколько ни ревновал, свои угрозы он только озвучивал. Иной раз подопьет в гостях или на работе повечеряет с мужиками, домой придет, сядет на кухне, поглядывает на Наталью. Сначала молчит, потом начинает пьяно сопливить, вызнавать, было ли у нее с Иваном. Распаляет себя, начинает замахиваться. Двинет тогда Наталья его: «Проспись, дурак». Уйдет на кухню, гремит посудой. Слушает, как скрипит диван под его раскоряченным телом, как он, засыпая, слезливо порыкивает:

– Тетешилась с Ванькой, – ворочается, давится в подушку, – Подлюка… убью.

Потом стихал, забывался в тяжелом бредовом сне. Наталья, кинув на его заголившуюся спину покрывало, уходила спать. Ложилась в прохладу пустой кровати, долго ворочалась. За стенкой тихо посапывала набегавшаяся за день Анютка. В открытый дверной проем доносилось Колькино хлюпающее похрапывание.

В такие ночи Наталье не спалось. Все думала. Вспоминала тот единственный раз, когда целовалась с Иваном. Его глупо-счастливое жениховское лицо на свадьбе. Не заладилось у них с городской женой. Двоих деток ему родила, а все хвостом вертела. Сбегала пару раз в город свой. Поговаривали, хахаль там у неё. Хахаль или нет, а возвращалась.

Раз Наталья к тётке в Ильинку поехала с Колькой. Тот Ивана через низкий заборчик увидел, заорал, брататься полез, на приглашение повечерять по старой дружбе заторопился. Пригласили и Наталью. Иванова стерва гостям не рада была, но на стол накрыла. За столом почти не сидела, все зыркала ненавидящими глазами на них с Колькой, на мужа, на деток своих, которые затеяли игру вокруг стола. Вспоминала Наталья, как настороженно поглядывал слегка опьяневший Иван на жену. Как задерживал взгляд на Наталье. Чувствовала, не простой взгляд. Тот самый, знакомый. Глаза синие щурит и словно смотрит не вовне, а внутрь. Только теперь не себя, Натальи.

Изрядно подвыпив мужчины пошли покурить во двор. Долго не возвращались. Обеспокоенная Наталья нашла их за домом, на штабеле досок. Колька громко икал, сопливил, нервно затягивался сигаретой. Его совсем развезло. Вдвоем с Иваном повели его к тёткиному дому. Под её причитанья уложили. Наталья пошла проводить Ивана до калитки. Стояли в темноте в горьковатом черёмуховом удушье. Иван медлил, словно ждал чего-то. В освещенном окне маячила тётка. Наталья едва прошептала бескровными губами: