Александр Лейбо - Дедсад

С утра ему захотелось рассказать мне проснувшийся в памяти биографический факт, и я притворился слушать… Мы решили «загулять» это дело, в четыре ноги разминая ракушку крупного помола.

Теперь все аллейки и даже тропинки озвучивали любое перемещение «пенсообразного» существа. Шахматист уже начал подтаскивать первые фразы и выбирать стиль, как тут я заметил летящую на «бреющем полёте» Светлану Андреевну.

Она шла лоб в лоб, и мы посторонились, чтоб не дай бог… как две аэродромные вороны, не попасть ей в работающие двигатели. Поравнявшись, она включила «реверс» и произнесла:

– Бушманский, можно тебя на минуточку?

– Конечно, можно… – сказал я, и мы отошли от повисшего в самом себе шахматиста.

– Пётр! Не мог бы ты проводить меня в подвал? – спросила она по секрету.

– Мог бы… Просто проводить или с намёком?

– Посмотрим! Я там уже была, но одной – не в кайф!

– Интересно?

– А то? Хоть покурим спокойно…

– Я не курю! И никогда не курил! – произнёс я в заявительной форме.

– Гестапо любит таких девственников, как ты, Бушманский. Уговорит тебя предать Родину – и ты закуришь! Кольцами! Не дрейфь – это я для красного словца!

– Понятно… Эх, Светлана Андреевна, если бы ты знала, как я мечтал когда-то научиться курить кольцами!

– Сама недавно научилась, у внучки, – сказала она, и мы подошли к десятиступенчатому спуску в учебную «аудиторию».

Большой жизненный опыт подсказывал, что подобные помещения живут под гнётом заточённого в них барахла, которому отсрочили приговор к исполнению и позабыли. Каким-то образом это напоминало человеческое существование.

– Здесь и свет есть, только осторожней… Справа, сразу за дверью включатель, – подсказывала Бушманскому Светлана Андреевна.

И действительно, включатель и электрический свет обнаружились одновременно.

– Вот так! – обрадовался я успеху – теперь знаю, где находится выключатель.

– Где?

– Потом покажу…

– Как ты думаешь, нас никто не видел?

– Видел – не видел, давай кури уже!

– А ты не будешь? – удивилась Светлана Андреевна.

– Я решил стать пассивным курильщиком.

– Пётр, а за компанию? – сказала она и предложила сигарету.

– Я за компанию уже стою головой в паутине. Светлана Андреевна, поджигайтесь уже!

Дым пошёл из женщины красивый, а какой ещё может выходить дым из женщины? Несколько лучей, берущих своё начало на солнце, с интересом проникли в подвал через узкое застеклённое окошко и удостоверились, что вместе с дымом летает облако поблёскивающей пыли. Всё вместе вызвало у меня кашель, а курильщица продолжала набирать в себя порции и, манипулируя губами, запускать сиреневые бублики.

– Так, хватит, я уже накурился. Пойду послушаю шахматиста, – сказал я.

– Всё, ты не заводной какой-то! – упрекнула меня женщина-ингалятор.

– Не пойму, чего ты так шифруешься? Взрослая ведь тётка.

– Тётка? – переспросила она.

– О, бог ты мой! Девушка! Конечно же, девушка! – вывернулся я.

– Бушманский, ты чуть не ошибся во мне!

Мы вышли на свет божий, и кислород божий сразу же переметнулся к нам поближе.

– Куда это все подевались? – вооружившись очками, спросила Светлана Андреевна. А достался этот вопрос природе, которая смогла меня тут же припрятать за стволом коренастой липы.

– Бушманский, ты где? – покрутила своим очкастым «радаром» разрушительница здоровья и объявила миру, что я трус и сволочь. – Бушманский, хватит, выходи!

В ответ я перестал дышать, и тут же эту функцию взяло на себя дерево. Получилось вполне органично и показательно с точки зрения единства мира и его взаимообусловленности. Надо было только мембрану листа приклеить на рот.

Один из пролетавших мимо воробьёв невольно подтвердил это предположение.

– Подождите, я сейчас помогу партизану, – сказал он коллегам. – Слышишь? Больше минуты она не выдержит, потерпи, уже на крыло становится…

– Как это на крыло? Она что? Она кто? – зачирикал я ему вопросы.

– Как кто? Похожа на человека, а по сути – муха! Всё, улетела, можешь выходить!

– Спасибо! Ты смотри её не трогай, она же пока ещё тётка, а на муху, может быть, только учится?

– Не переживай, на наш век насекомых хватит…

– А на наш век… тёток!

Стоило выйти на вид, и сразу попался на глаза, потом на другие глаза, «пенсоиды» принялись обставлять своими фигурами полуденное время, играющее с процветающим пространством.

Послеобеденный сон – святое дело… «Девчонки» довели эту «нотную паузу» до деликатного посапывания и неистощаемых «исторических» разговоров. Запасы историй были неисчерпаемы, но если даже они имели свойство повторяться, то другое свойство имело свойство не замечать то самое свойство. Вот такой весёлый маразм, претендующий на способ мышления и стиль жизни современников-старожилов.