Калина Красная - Lucid dreams

Утром репортер решила сделать фотографию на память, так как через день предстояло двигаться дальше. Дед расчесал седую бороду, вымыл шею, надел новые хромовые сапоги и двубортный пиджак. Бабушка нарядилась в шерстяную юбку, кофту, перелицованную дедом из гимнастерки, и повязала цветастый платок. Обогнув пол-одонка сена, оставшегося еще с прошлого года, они вышли на задний двор, где возле пустого хлева (корову продали осенью) росла березка, и остановились подле нее – как-никак, Троица. Репортер поставила фотокамеру на штатив. Бабушка отломила несколько веток, взяла деда под руку, и они замерли.

«Кхххр-кыр-кыр-ррррхх» – прокашлялся громкоговоритель на стене дома Палы Волкова, который находился сейчас в местах студеных и дальних, затем загудел, чихнул и сказал: «Слесарь завода Красный Путиловец товарищ Рыжов Василий выступил с инициативой —в целях выполнения соцобязательств, продлить свой рабочий день на…» и громкоговоритель, еще раз харкнув, умолк.

Волковы до конфискации имели большую избу, длинную, переходящую в хлев, потолки ее были низкими, а о притолоку в сенях бита не раз была хозяйская голова. Грустно смотрели вдаль, вслед хозяину, два небольших окна. Теперь эта изба стала колхозным клубом. Бревенчатый простенок меж наличниками был густо украшен березовыми ветками, а в центре букета торчало красное знамя. Рядом молчал громкоговоритель. Под крышей висел транспарант «Колхоз „Активист“ приветствует вручение государственного акта на землепользование. Спасибо тов. Сталину!»

Два стола для президиума были вынесены во двор, а мужики, бабы, старики, нарядные по случаю Троицы, пугливо рассаживались на лавки, стоящие в ряд. Дед остался поговорить с мужиком, что хотел заказать кепку-восьмиклинку. А бабушка показала на рябого усача с краю стола, который был бы неприметным, если бы не новая кожанка на нем: «Вон какой кожан дед ему сшил, теперича форсит». Репортер подошла поближе, представилась и показала редакционное удостоверение. Усатый встал и протянул ей руку с двумя оторванными пальцами. Но тут его позвали. «Извиняйте, товарищ, срочное дело», – сказал он и побежал трусцой в сени. Митинг начался. Репортер достала кинокамеру.

– Дорогие товарищи колхозники и сознательные единоличные крестьяне! – начал речь уполномоченный из райземотдела. – Сегодня мы собрались для получения акта на землепользование! Сбылась вековая мечта трудового крестьянства – земля отныне принадлежит народу! По окончании митинга, излишки зерна, добровольно собранные в ваших дворах, будет торжественно вывезены на нужды пролетариата!

Крестьяне вяло захлопали.

Дед Никандра все так же стоял поодаль, разговаривая уже с другим заказчиком, бабушка смешалась с толпой, а Узнайка весело шнырял меж ног собравшихся.

Потом дали слово герою гражданской войны Леониду Морозову, по его красному лицу репортеру стало ясно, что за дела у него были в избе:

– Товщщщщи колхозники, теперича наша страна вступает в эпоху, ын-дыр-дрын-инды-стерели…

– Индустриализации, – договорил уполномоченный и все засмеялись.

– Требуется от хидры мирового импирализьма оборона, должно дать всем миром отпор ксплуататорам, нужно больше танок и антомобилей. Почему я, к примеру, такой израненный, исказненный? (он поднял беспалую руку) Да потому что у нас не было еропланов, еб-твою-мать! – грохнул Ленька этой рукой по столу.

Краем глаза репортер увидела, как сплюнул дед Никандра и повернул к дому. Внезапно оживший громкоговоритель на стене прокашлялся и затянул «Вниз по матушке, по Волге».

Вечером корреспондент решила пройтись на берег. Дорога шла мимо клуба, где продолжали гулять после митинга. Она заглянула туда и чуть не споткнулась о пьяного, что валялся в сенях. Внутри горела лампочка Ильича, плакат «Долой безграмотность» терялся в дыму, а затоптанные половицы ходили ходуном под ногами танцоров. Какой-то парнишка рвал меха дедовой гармони. В круг выскочил красивый мужик с чубом и в очень широких галифе – Петька Питерский, как догадалась репортер. Он выпрямился, ухарски заломил на затылок кепку и запел:

Скобари живое мясо вы поедете домой

На родимой на сторонке завтра праздник годовой

У-у-у-ххх!!!

И пошел в присядку. Тут взвизгнула гармонь, навстречу ему выплыла красавица с большими сиськами. На ней была тугая ситцевая блуза, широкая юбка пониже колен и короткие боты на полных ногах. «Видать надоело Поливанихе с Ленькой-то своим колошматиться» – сказал кто-то. «Не, – хохотнули в ответ, – у Лени таперича токма на активисток стоить». В кругу засмеялись, а Манька, не обращая внимания, развела концы цветастой шали, повела плечами, и громко запела, выпятив грудь, наступая прямо на Петьку: