Иветта Ли - Фокусник. Книга вторая. Погасшая звезда

Женский крик бьет по нервам. Это кричит женщина в балахоне перед экраном, закрыв руками глаза. На экране мигающий огнями самолет мчится через черную тучу.

В салоне самолета гаснет свет и аварийное освещение создает стробоскопические эффекты, когда на миг появляются пассажиры и снова исчезают. Девочка прижимает к себе куклу Барби… молодой человек с татуировкой на шее спит, приоткрыв рот… пожилая женщина гладит кота…

Женщина в балахоне сползла с кресла на пол и, спрятав лицо в ладонях, зажав уши, громко кричала. Бесшумно открылась дверь и в комнату торопливо вошли двое: мужчина и женщина в медицинской униформе. Медсестра несла одноразовый шприц, наполненный желтоватой жидкостью. Мужчина скупыми движениями, отработанными многократными повторениями, поднял женщину с пола, усадил в кресло и, осторожно удерживая ее голову, зафиксировал руку в удобном для медсестры положении. Та сноровисто закатала рукав балахона и ввела иглу в предплечье. Всхлипы женщины стали тише.

…Женщина спала в кресле. Ее лицо было расслабленно и, несмотря на следы страдания, красиво: высокие скулы, прямой нос, балахон распахнулся и приоткрыл длинную хрупкую шею. На нежной коже, уродуя шею женщины, темнела давняя гематома странной формы незамкнутого кольца.

На экране на фоне титров шли финальные кадры.

Пассажиры спускаются по трапу: молодая женщина прижимает к груди девочку с чернокожей Барби, парня в рваных джинсах окликает молодой стюард, протягивает забытый скрипичный футляр. Трап окружен машинами экстренных служб: пожарные, скорая, МЧС. Последним самолет покидает Барановский. Он задерживается в двери самолета. Уверенный, усталый, спокойный. Пожилая женщина с пустой кошачьей переноской рассеянно обращается к командиру:

– Вы не видели Гектора? Он пропал…

За окном больницы, забранным решеткой, светлело небо.

Даша очень волновалась: ей предстояло взять интервью у самого Дениса Вавилова. Это было ее первое самостоятельное задание, и от него зависело, как дальше пойдет ее карьера, возьмут ли ее в штат столичного журнала, сможет ли она переехать в Москву и наконец съехать от родителей. Вавилов был кинозвездой первой величины и невероятным красавцем, он улетал из городского аэропорта в десять утра, и главный редактор договорился с его агентом, что корреспондент задаст три-четыре вопроса на камеру. Спецкор журнала слег с вирусом и прислал Даше «по мылу» вопросы, написанные впопыхах. Все утро Даша тщательно готовилась к интервью: вымыла голову, нарисовала тенями соболиные брови и покрыла волоски бровей специальным воском, тушью накрасила ресничку за ресничкой и теперь опаздывала. Даша выбрала журфак в трудный для журналистики момент: богатые госкомпании скупали медиа, чтобы контролировать, как освещают их деятельность в прессе, печатные издательства закрывались, редакционная политика определялась из Кремля, а в моде были блогеры. Но Даша не задумывалась о скрытых пружинах, она выросла на американских сериалах и завидовала Зои Барнс, но считала себя умнее и ни за что бы не пошла в метро с опасным Фрэнком Андервудом в четырнадцатой серии.

Аэропорт Ростова принадлежал прошлому и доживал последние месяцы. Приземистое строение цвета цемента с маленькими пыльными окнами, казалось, шептало: «Возвращайся домой… где родился, там и пригодился». Здание, судя по планировке, предназначалось для удобства тех, кто приходит сюда каждый день на работу, а не для пассажиров, которые чувствовали себя дезориентированными и беспомощными. Сотрудники аэропорта пользовались системой прямых переходов, скрытых за глухими дверями с надписями «служебный вход». Они соединяли летное поле, зону досмотра и ВИП-зал кратчайшими путями. А пассажиры толпились в узком, как кишка, зале вылета, где было негде сесть, пытались сориентироваться в путанной навигации и, подгоняемые угрожающими объявлениями об окончании посадки, бежали по лабиринту: вверх по ступенькам, волоча за собой чемоданы, направо, налево и еще вниз.

В этом неприветливом пространстве убывающие и провожающие чувствовали себя смущенными и бестолковыми, торопясь проститься, чтобы избавить близких от унижения. А те, кто прилетел, вместе со встречающими старались поскорее выбраться на улицу в сытный южный воздух – подальше от тягостного стесненного аэропорта.

Аэропорт напоминал чистилище, куда никто не торопится. Над ним витал дух обреченности и тревоги.