Ну вот, мы пришли в театр. Все расселись, посмеиваясь и заранее подшучивая над актерами и спектаклем. Залец маленький, народу полно, естественно – очень душно. Наконец занавес поднимается – и началось. Поначалу мне ничего не нравилось, я по-прежнему относился к спектаклю с некоторой долей иронии. Но потом… Это было что-то невоообразимое, словно состояние какое-то религиозного экстаза охватило меня. Вот она – жизнь, передо мною. Жизнь нормальных настоящих людей, с настоящими эмоциями, проходит перед моими глазами. Как же раньше я не мог понять, прочувствовать это искусство – по-настоящему великое искусство, если оно позволяет на таком давно знакомом материале сотворять это грандиозное ощущение жизни! Люди, человеки проходили мимо меня, охватывали меня своим горем, своею радостью – своею жизнью, короче говоря. И я тоже радовался вместе c ними, переживал вместе с ними, жил вместе с ними. Как же это было неизъяснимо приятно.
Но все когда-нибудь кончается, и этот спектакль, конечно, закончился. Мне казалось, что я сейчас заплачу, какой-то комок горечи стоял у меня в горле.
Конечно, это было просто первоначальное впечатление от спектакля, усиленное тем фактом, что в театре я не был еще со школы. И, тем не менее, это впечатление навсегда осталось во мне. Что-то сдвинулось в моей душе и изменилось.
Среди всех актеров, игравших в этом спектакле, мне почему-то больше всего понравился своей игрой какой-то невзрачный паренек, игравший сына Кабанихи. И хотя роль его была не главная, но как он играл!
Я был в шоке. Кто в наше время ходит в театр? Все сидят в инете, или смотрят новые блокбастеры. А тут… тут. Это было что-то невообразимое. Я не знаю, как это объяснить. Я не мог не подойти после спектакля к этому актеру. Он оказался довольно коммуникабельным человеком, и мы легко нашли с ним общий язык.
– Слушай, Диман, – этого актера звали Дима, – как ты можешь вот так жить на сцене? Ведь это же жизнь, самая настоящая жизнь, как мне кажется!
Он посмотрел на меня немного удивленный моим вопросом, но все же решил ответить откровенно.
– Понимаешь. Это сложно объяснить. Сначала все нормально, все обычно. Ты репетируешь что-то, учишь текст, расположение актеров на сцене. Все это просто обычная работа. Но вот я стою на сцене, и во мне возникает какое-то новое чувство, понимаешь? Я уже не я, я другой человек. Блин! Я не знаю, как это назвать.
Он заметно разволновался. Хорошо, что все-таки в нашей стране остались не одни идиоты.
– Не волнуйся, я понял твою мысль, как мне кажется.
Я отошел от него. Все-таки прав был старик Шекспир: весь мир – театр, а люди в нем актеры.
Я понял, что можно любить искусство, и не быть при этом «богемным» персонажем. Что нужно жить для искусства, а не презрительно наблюдать за ним.
С этого вечера я все больше и больше стал отходить от своих «друзей». Странная ситуация, в которой я оказался, не могла продолжаться слишком долго.
И все же, серьезные изменения в моей жизни произошли не сразу. Первое время мне нужно было выжить и зацепиться в Москве, найти заработок и жилье. Этим я и занялся.
Сначала я, хотя и не поступил в институт, жил в общаге ВГИКА. Там я вписывался у Ильи, который все-таки смог с пятой попытки покорить неприступный институт. Позднее, когда я стал иметь более-менее постоянный заработок, я стал снимать комнату в одной рабочей общаге, хотя, конечно, денег, чтобы снимать ее одному, мне не хватало и приходилось разделять комнату с соседями. Жил я в общаге, конечно же, нелегально, но вполне налаженной жизнью. Через какое-то время в такой моей жизни наступила даже какая-то упорядоченность.
Источники доходов в это время у меня были абсолютно разные. Первое время продавал хот-доги в Александровском Саду. Работа была идиотская, но что делать. Приходилось круглый день стоять в куртках, в которых мы напоминали пингвинов, и впаривать мороженое и хот-доги. Работал я таким образом несколько месяцев – весну и часть лета. В этом году в то время, когда я работал, как правило, было холодно, и довольно быстро ты весь замерзал, точнее – промерзал насквозь. Приходилось бегать греться в подсобку, которая была расположена под центральным входом в Кремль, но слишком часто это делать было запрещено, так что за день я успевал промерзнуть настолько, что не успевал отогреться и до следующего дня. В общем, все это мне скоро надоело, платили мало, но хоть что-то, ведь профессии у меня ещё не было никакой. Кроме того, были у меня и другие подработки, в основном временного характера.
Читать дальше