Вот так и стал Биньямин разъезжать на своей кобылке туда-сюда, чтобы купить то-сё. А чтобы было ему не так скучно в поездке, брал он с собой дружка-закадыку Шлёмчика, всё равно тот дома сидит и ничего не делает. Уж кусок черствого хлеба, яблоко и горсть сушеных абрикосов они друг с другом поделят. Когда дорога шла в гору, друзья вылезали из повозки и вели старую клячу в поводу. Зато когда дорога шла под уклон, они садились и притормаживали повозку – Беня левой ногой, а Шлёмо правой. Так и подъехали они к придорожной корчме, решили отдохнуть за стаканом кипятка, да и лошадке надо было дать напиться, да сунуть ей клочок сена. В корчме сидела какая-то компания, один такой чернявый и верткий показывал что-то вроде фокусов с картами.
«Ну что ты за дурень!» – сказал он, обращаясь к своему товарищу, – «даже этот малый точно укажет, где черная карта, а где красный король черв», – он показал на Биньямина. Подойдя к друзьям он попросил Биньямина угадать, какая из трех перевернутых карт червовый король. Беня хорошо видел, куда лег перевернутый клетчатой рубашкой вверх засаленный король и показал на него пальцем. «Что я тебе говорил!» – торжествовал вертлявый над своим непонятливым другом. «Нохамул! Покажи этому дурню еще раз!«Подошел тот, кого назвали дурнем:
– Парень, не теряйся, ставь деньги, пока тебе везет!
Беня колебался, но Шлёма толкнул его в бок и началась известная игра «Три листика». Бенчику везло невероятно, раз за разом он угадывал и рядом с ним уже лежало четыре гроша, можно было попросить у хозяина корчмы не только воду, но и по тарелке борща. А потом почему-то удача отвернулась от Биньямина, он проиграл и те четыре гроша, потом еще пять, а когда не стало у него ни грошей, ни копеек, что Рахиль выделила для покупки товара, уже и игра закончилась.
– Пане милостивый, а вы все честно делали? – только и спросил Биньямин у вертлявого, друзей уверили, что все было исключительно честно и они остались в корчме одни. Сиди – не сиди, жди – не жди, а идти надо. Время – штука длинная, но и оно когда-то кончается, как длинная скамейка. Друзья засобирались было уходить из корчмы, к ним подошел корчмарь:– Паны жиды уходят? А кто же расплатится?
– За что?! – удивились Биньямин и Шлёма, – за что?! Мы ведь только воду?
– А разве вода ничего не стоит? Начерпать в колодце, принеси, налей, подай. А то, что паны жиды сидели в сухом теплом помещении, а не мокли, не приведи Господь под дождем, не мерзли, не допусти Йезус, в дороге где-то в чистом поле?
– Помилуй, пан, какой дождь – сухо которую неделю, в огородах все горит без воды! И какой мороз в конце июня, о чем пан толкует?
– Вы знаете что, лучше бы вам заплатить. Ведь дождик мог и случиться, а вы уже были под крышей. А зимой здесь такие случаются морозы, вот прошлой зимой Яцек из Глуповки был пьяный и замерз почти до самой смерти – вовремя добрел из корчмы до самого своего дома. А если бы была зима, то паны жиды спокойно сидели бы себе у меня в тепле точно так же, как они сидели сегодня. Лучше вам заплатить, а то Юзек так любит кому-нибудь набить морду и очень не любит сынов Израиля, – хозяин показал на здоровяка, что стоял у выхода и зачем-то опирался на палку.
– И сколько мы вам должны? – спросил Биньямин, озираясь на Юзека.
– Та всего ничего, каких-нибудь пару рублей и паны могут ехать себе далей.
– Два рубля?! – Щлёма от возмущения чуть не задохнулся, – два рубля! Но ведь у нас нет двух рублей…
– То ничего, у пана жида есть лошадка и колясочка. Так лошадка пока поживет у меня, а привезете денег, то и заберете ее. За прокорм лошадки заплатите и заберете, паны милостивые. И вот друзья идут по дороге в Хелм, и снова – в гору тяни, с горы притормаживай. Только вместо кобылки коляску самим тащить. «Стой!» – закричал Биньямин и развернул коляску прочь от Хелма. «Никак невозможно мне идти домой. Как представлю свою женушку и что она мне говорит – никак мне домой нельзя. Ты, Шлёмеле, вертайся взад, а я пойду аж до самой Земли Обетованной.»
– Неужто пешком пойдешь аж до Палестины?
– Если Биньямин из Туделы приходил туда, почему бы Биньямину из Хелма не придти? Только не в Хелм, только не к Рахильке!
«Беня, может быть все-таки домой?» – на друзей нельзя было глянуть без слез. А если бы вы не кушали уже третий день, на вас можно было бы смотреть, не плача? Можно уже подумать, что вы бы три дня не кушали даже сырую редьку и были бы готовы запеть «Чирибим-чирибом» и пуститься отплясывать фрейлахс! Что ваши друзья и дальние родственники пели бы в таком случае, так это заупокойный кадиш. Но при этом только взглянув на вас они обязательно брали бы фальшивую ноту, срываясь на рыдания. Даже ваша двоюродная тетя, которая про вас только слыхала от своей бабушки, а не видела вас ни одного раза, даже эта бедняжка разорвала бы на себе платье от горя. Не пожелаю даже своим врагам иметь такой вид на девятое аба.
Читать дальше