– Может, домовёнок?
– Пойди, сама глянь. Только сначала у своего забора удивись.
Мы дошли до общего куска забора, и я действительно удивилась. Часть моего дворика тоже была будто причёсана. Я перестала стричь газон, но вместо хаотичного травяного коврика видела ровные полоски. А я-то и не приглядывалась, проходила, взгляд бросала, да и то обычно в темноте. Выходит, неведомая фея потрудилась и у меня? Что за чертовщина?
Братьев моё изумление развеселило. Пока они хихикали, я присела и потрогала траву. Может, это инопланетяне постарались?
Семён присел рядом и заметил:
– Кто-то ищет у нас что-то небольшое. И мысль напрашивается, что это что-то воришка убитый или потерял, или выбросил, когда погоню почуял.
– Почему у меня? Забежать к вам от меня он никак не мог. Меня на забор Редди вытаскивал. И ловил, когда я спрыгивала. А я половчее воришки буду. Непонятно это как-то.
– Если только воришка не прятался какое-то время где-то здесь. Мог сидеть у тебя за досками. Или у нас в том же подвале. Хотя вероятнее всего, что он у Носова отсиживался. В одной из тех клетушек, что окнами в забор к улице выходят.
– Секундочку. Ты хочешь сказать, что по нашим дворам бродит убийца?
– И причёсывает нам травку.
– А вы Тараскину это рассказали?
– Мы на тебя понадеялись. У тебя ведь к Тараскину особый подход.
Семён мне свойски подмигнул. А я подумала, что будет неплохо спрятать и его труп в том же подвале.
Решив, что спокойствие дороже денег, я приценилась к системам видеонаблюдения. Суммы в присланных вариантах поселили во мне невыносимое ощущение собственной бедности, и я принялась оптимизировать затраты. Увы, никаких возможностей для экономии не просматривалось. И оттого, что я прибавила к завалу бумаг на столе ещё десяток листов с расчётами, легче не стало.
В калитку настойчиво зазвонили. На видеофоне торчала незнакомая женщина. Я нехотя открыла ей дверь, жестом показав в переговорную.
На брюнетке была одета чёрная длинная юбка, чёрный жакет, а на её плечах красовался пёстрый платок с преобладанием красной гаммы. Рот брюнетки был обозначен ярко-красной помадой, а в ушах болтались крупные гроздья пластикового жемчуга.
И откуда этот колхоз на меня свалился?
Женщина повела плечами и томно сообщила:
– Знакомиться пришла.
– Предлагаю приступить. С кем имею дело?
Аристократично кивнув, брюнетка представилась:
– Роза я.
А я тогда Орхидеей буду. Историю проехали – цветочный базар, здравствуйте.
– Твой папа не говорил тебе обо мне?
Мой папа. Кто это? Когда я папу, вообще, видела? И он что, говорить научился?
Эка меня после Торюхиных в сторону нешуток несёт.
– Мы с Шурочкой любим друг друга. И Шурочка сделал мне предложение. Он человек и стеснительный, и гордый, ему было сложно поставить тебя в известность. Я решила сама обо всём сообщить. И какие бы препятствия не чинили нам вражеские силы, ничто не разобьёт наш союз любящих сердец.
Не понимаю. От меня аплодисменты требуются?
– Когда планируется торжество?
– Точную дату мы пока не назначили, но откладывать не хочется. Мы люди зрелые, ценим время, ведь жизнь так быстротечна!
– Роза, у меня нет никаких возражений. Ваше единственное препятствие – мой отец. Вы уверены, что он помнит, как вас зовут? И вас не смущает его репутация? Вам вряд ли удастся его изменить.
– Ой, деточка, не будем так официальны. Обращайся ко мне на «ты». И я всегда готова поддержать любого члена нашей большой и дружной семьи. Приходи ко мне со всеми своими вопросами!
– Всенепременно.
Роза болтала без умолку, а я, сделав внимательное лицо, присматривалась к потенциальной мачехе. Чуть за сорок, полновата, но гибкая, подвижная. Много косметики, и макияж сделан с толком, взгляд отвлекается на красные губы, и кажется, что это небрежная обводка, но это продуманный штрих. Глаза подведены так, чтобы казались больше. И морщинки спрятаны. Занятно.
Она волнуется. Из-за чего? Боится, что взрослая дочка не разрешит папе жениться? Скорее надо бояться, что папа забудет, что хотел жениться на Розе, и Роза может внезапно обнаружить, что в её брачной постели оказалась Мимоза.
Даже сейчас, когда ему за шестьдесят, женщины уходят с ним после часа пустой болтовни и бокальчика вина. Кто-то из них убегает утром, кто-то остаётся на месяцы и годы, но для него это не имеет никакого значения. Он не спрашивает и не запоминает их имён. Хотя в его памяти хранится с десяток длинных поэм, которые он весьма выразительно декламирует, если надеется обольстить творческую дамочку.
Читать дальше