Александр Архипов - Санычи

– Я очень рад вам, пацаны! – одновременно обозначив окончание трапезы и начало мужского разговора.

Пацаны заерзали, поглядывая друг на друга, как провинившиеся дети.

– Сашка, марш спать! – строго пробасил Дед, глядя себе в тарелку.

Сан Саныч и Сашка послушно и безропотно встали из-за стола.

– Куда? Ты сиди, – дернув Саныча за рукав, сказал Дед. – Малой, спишь на лоджии или в тренажерке. Будильника нет, не вздумай проспать у меня…

– Спокойной ночи, Санычи, у меня будильник в телефоне, – зевая, сказал Сашка и, обняв боксерский мешок, поволок его на лоджию.

– Маньяк, – с теплотой в голосе сказал Дед и, повернувшись к сыну, кивнул головой: – А теперь рассказывай, сынок.

– Сначала? – засомневался Сан Саныч.

– С него милый, с него!

– Началось все с того, что позвонил Лёвка Ройзман, мой одногруппник по мединституту. Помнишь его? – начал свой рассказ Сан Саныч.

– Это тот Лёва, котогый после тгетьего кугса в стгойотгяде у тебя Танюшку отбил? – специально картавя, решил поиздеваться Дед. – Танечка… Конечно помню! Кто ж ее не помнит? Фигура как гавайская гитара…

– При чем здесь это, папа? Лёва Ройзман вернулся из Израиля и открывает частную клинику. Меня зовет к себе главврачом.

Было обеденное время, и практически все уличные кафешки были забиты студентами и бюджетниками. Найти Лёву оказалось просто. Одно стояночное место занимал его шикарный белый «мерседес», а на втором, широко расставив короткие ножки и размахивая ручками, стоял сам Лёва, разгоняя голодающих на подъезжающих машинах. Сан Саныч, «бибикнув» и моргнув одной фарой, бодро покатил на Лёву. Тот, смешно отпрыгнув назад и покрутив пальцем у виска, показал Санычу на свободный столик.

Лёва с опаской пошатал жиденькое пластмассовое кресло и осторожно присел. Потом по-барски помахал в сторону официанта и сказал Санычу:

– Я уже все заказал. Сейчас принесут.

– Я только кофе, – подозрительно глядя на Лёву, сказал Саныч.

Просидели молча, глядя, как едят и пьют за другими столиками, минут пять. Не несли. Лёва встал, подтянул под самый кадык галстук и, шумно сопя, пошел на официанта. Саныч успел прошипеть вслед:

– Лёва, ты не в Хайфе!

Удивительно, но через минуту к столику подошла с широко раскрытыми глазами и ртом пожилая девушка-официантка и выгрузила на стол графинчик с коньяком, тарелки с порезанным лимоном и сыром и, улыбнувшись, уверенно сказала:

– Плиз! Кофе бай файв минетс!

– Вот что значит знать иностранные языки! – сказал подошедший Лёва, гордо ставя на стол два коньячных бокала.

– Я извиняюсь спросить, о каких языках речь? – поинтересовался Сан Саныч.

– Иврит, братец, иврит, – гордо ответил Лёва, приветливо помахав запавшей на него официантке-полиглоту.

– Лёва, мне не надо! – замахал на налитый в его бокал коньяк Саныч, – мне еще на работу и за рулем я.

– Надеюсь, ты принял решение, и я хочу выпить за моего друга, за главного врача суперклиники, гордости современной медицины, – втискивая в руку Саныча бокал, торжественно говорил Ройзман, – за науку, которую двигают…

– Лёва, я хочу, чтобы ты меня понял…

– Саша, ты дурак? Ты глухой? Ты миллионер и тебе уже ничего не надо? – говоря в коньячный бокал, как в микрофон, негодовал Лёва.

– Ты никогда меня не понимал, – грустно сказал Саныч, отхлебнув божественный напиток.

– Да! Представь, я ничего не хочу понимать. Чертов ты совок! Я предлагаю тебе престижную работу, о которой мечтают многие талантливые врачи России. Я предлагаю тебе, наконец, продолжить свою научную работу. Зеленый свет! Пожалуйста! Наконец, я предлагаю тебе зарплату, месячный эквивалент которой равен твоему годовому доходу. Балда! Ты понял, что я тебе предлагаю? И это только начало! – не на шутку разошелся Ройзман.

– Лёва, у меня в больнице сложился хороший коллектив, сотрудники…

– Да иди ты в жопу со своим коллективом и туда же сотрудников прихвати! Смотри туда… – вскочил с пластмассового кресла Лёва.

Лёва разгоряченно тыкал кусочком лимона в ослепительно-белоснежный «мерседес». Вместе с Санычем в сторону «мерседеса» посмотрела добрая половина посетителей кафешки, одобрительно цокая языками и кивая головами. Саныч невольно скосил глаз на свою шестерку «жигулей». От пятен сурика и шпатлевки она была похожа на южноафриканскую гиену после неудачной охоты.