Александр Архипов - Санычи

– Подними ручки, зайка! Ну, пожалуйста! – как мог нежно, таинственным шепотом произнес бойфренд.

Леночка, что-то про себя поняв, улыбнулась, прикрыла глазки и, как лебедка белая, грациозно подняла ручки вверх.

Резким движением, снизу вверх, Сашка стянул с нее полосатую майку-тельняшку.

– Моя! Дед подарил! – пробасил Сашка, оставив стоять посреди комнаты Леночку, успевшую после сна надеть трусики в голубой горошек.

– Ну, гад! Ну, гад же! Ненавижу тебя! – фальцетом заорал обиженный и униженный голубоглазый ангел, выбрасывая на лестничную площадку скейт и пузатый чемодан.

Все остальное успело выбежать само!

Тихо щелкали, передвигая секундную стрелку, электронные часы на стене кухни. Еще пару полных секундных оборотов и будет ровно 23. 00. Кухонный стол ломился! Тут тебе и котлетки по-киевски, и картошечка, запеченная с грибочками, а в длинной тарелочке – селедочка, как бы плавает в зеленом лучке. И, конечно, чемпионы по слюноотделению – половинки яичек вкрутую с горками красной икры. Салат оливье на столе не поместился… но он был!!! В центре стола, как символ семейного благополучия, возвышалась бутылка полусладкого шампанского и пол-литра дагестанского коньяку. Лучший – и он же единственный в доме – хрустальный набор бокалов многократно отражал желтоватый свет трех лампочек кухонной люстры. А четвертой, перегоревшей, было просто стыдно за себя.

Хозяин квартиры, он же и виновник этого кулинарного излишества, мирно спал в кресле в позе «нога на ногу». Звали его Александр Александрович Михайлов. Или, как мы с вами договаривались, Сан Саныч. Он спал в выходном костюме, в галстуке и стоптанных домашних шлепках, так и не дождавшись свою жену Олю, присев «на минутку» после кухонной суеты. Широко открытое кухонное окно, как антенна локатора, улавливало все околодворовые звуки, фильтруя их на «свой – чужой».

Во двор въехал черный «мерседес», тараня тишину позднего вечера тяжелым роком из всех своих открытых окон. Скрипнули тормоза, и все открытые подъезды пятиэтажной хрущебы с удовольствием повторили многократным эхом этот звук. Сан Саныч проснулся… С довольной улыбкой осмотрел стол, заглянул за кресло, где был спрятан сюрприз – букет алых роз в трехлитровой банке, – подошел к окну и посмотрел вниз.

Высокий мужчина в модном джинсовом костюме подал руку выходящей из «мерседеса» даме. Невысокая, стройная блондинка в длинном вечернем платье «под зебру». Это была она. Его Оля. Неожиданно мужчина подхватил ее на руки, начал кружить, целовать, что-то шептать на ушко. Она тихо смеялась, подставляя шею, грудь, плечи для поцелуев. Сан Саныч отшатнулся от окна, заметался по кухне в поисках очков. Пятый этаж, все как в тумане! Нашел, надел, чуть не вывалился… Что они делают? В свете подъездного фонаря было хорошо видно, как этот ковбой обнял ее, притянул к себе, и они слились в долгом нежном поцелуе.

Какая же она была податливая в его руках. А его руки… его руки ласкали ее открытую спину, опускаясь ниже за вырез платья, и страстно тискали ягодицы. Не может быть!

Сын снял очки, подошел к столу и налил себе полный фужер коньяку. Выпил. Подбежал к окну и закричал с надрывом:

– Оля-я-я-я!

– Спи, мужик! – спокойным голосом сказал джинсовый красавчик, садясь в машину. Оли уже не было…

Саныч, пошатываясь, отошел от окна, машинально налил еще один фужер коньяку, жадно выпил его, постоял качаясь и, растопырив руки, заученным маршрутом направился в спальню.

Раннее утро в городе ни с чем не перепутать. Начинают дворники. Потом сосед. Сволочь. Деньги на аккумулятор экономит и гоняет стартер минут десять, вынимая душу. Приехали мусорщики. Здрасьте! Скучали без вас! А еще громче можете? Потом соседка Валя тащит с пятого этажа своих близняшек, ненавидящих детский сад. И их стерео-истерику не заглушит ни подушка на голову, ни голова в подушку! Как дети в таком возрасте могут орать басом?

А вот когда утром просыпаешься в носках, трусах, очках и в галстуке, это вызывает вопросы. И у Сан Саныча Михайлова они были! Вспоминать позор долго не пришлось, тем более что на спинке кровати висело то самое… вечернее платье «под зебру». Почему-то прислоняясь спиной к стене, скользя майкой по обоям, Саныч пошел в разведку. Дверь в ванную комнату была прикрыта не полностью. Шумел душ, и легкое сопрано выводило «…я люблю тебя до слез…». Как же было обидно! И больно! Решение было принято мгновенно. Встав на кухонную табуретку, Саныч достал с антресолей два пустых чемодана. Не глядя вывернул из своей половины шкафа одежду, утрамбовал ее в чемоданы, а не влезшие носки с трусами рассовал по карманам костюма. Потом впопыхах оделся, забрал из трюмо свой паспорт, диплом и толстую папку с почетными грамотами.