Вдруг бухнуло что-то на палубу. Палуба во втором из железных пайол прикрытых резиновым ковриком. Внизу аккумуляторная батарея. Звонко всё-таки!
По репликам Док`а сообразил, что упал на палубу химик.
– Открой глаза, не дури, – говорит ему Док.
Слышу какое-то мычание. Потом звук бульканья наливаемой жидкости. Потом ещё похожий звук.
– На, пей! – говорит Док
Опять мычание. Тишина. Снова похожие звуки дважды наливаемой жидкости в какие-то ёмкости. Стаканы, что ли?
– Давай, будь здоров! До конца! – голос Док`а
Слышу чоканье стаканов, потом звуки, вроде пощёчин. Опять тишина. Понял, что жрут спирт, разбавляя водой. Вот, черти! Хоть бы не перебрали…
– Ты смотри на инструменты, а не на то, что я делаю, понял? – после некоторой паузы, чьих-то вздохов, продолжил Док.
– Вот видишь, пошло дело, а ты боялся! – наш Док весело разговаривал с химиком, подавая ему команды «зажим», «ланцет», «салфетку» и другие команды.
Дальше доктор Минючиц с улыбкой рассказал мне, что операцию закончили успешно. Больной выздоровел. В базу пришли без замечаний, и, как обычно, без благодарностей.
Иногда шутят, что хирурги делают операции в перчатках, чтобы не оставить отпечатков.
Шутка верная, но наш капитан медицинской службы хоть и делал операции в перчатках, но отпечатки своей работы на подводной лодке оставил множество.
К примеру: он часто вместо старпома стоял в рубке на перископе, когда старпом нёс командирскую вахту.
Наш старпом вечно имел замученный вид. Хлопот, конечно, у него было много. Особенно ему не хватало времени писать ЖБС (журнал боевой службы), и, когда приходила его очередь идти на командирскую вахту, он жалобным взглядом смотрел на Минючица. Тот понимал, и всегда предлагал себя постоять за старпома на перископе в ходовой рубке. В центральном на перископе висел вахтенный офицер (штурман или помощник командира, моя смена была раньше их). Командир эту подмену не только разрешал, но даже поощрял, понимая, что Минючиц эту обязанность выполнит наилучшим образом.
Почему мы выставляли два перископа? Дело в том, что под РДП (работа дизеля под водой) на перископной глубине мы находились через сутки. Вторые сутки мы лежали на «жидком грунте» без хода, на глубине резкого перепада температуры воды. Летом этот слой находился на глубине 25—30 метров, где температура у поверхности была под 28 градусов, а на глубине 30 метров уже 8—10 градусов. Вот и образовывался слой воды с резкой переменой плотности, и мы лежали, как желток в коктейле: сверху алкогольный напиток, а внизу какой-нибудь сок.
Так мы обеспечивали свою скрытность. Турки тоже были не промах: посылали вдоль своих берегов самолёты-разведчики. Поэтому приходилось внимательно следить за небом, и, в случае появления самолёта, немедленно уходить на глубину, как нырок-чирок, прячется от охотника.
За время автономки только один раз мы нырнули, увидев самолёт. Это было в первой половине похода. К счастью, вахту в рубке нёс сам командир капитан 2 ранга Пешков Александр Васильевич. Он-то и заметил самолёт.
Обычно на подводной лодке не бывает конфликтов. Но напряженность и стрессогенность профессиональной деятельности моряков-подводников определяется продолжительной изолированностью от внешнего мира, работой в замкнутом пространстве, узким коллективом сослуживцев с жёсткой иерархией отношений, сложными эколого-средовыми физическими факторами. Это приводит иногда к риску развития расстройств психического здоровья.
Однако, трудности похожи на собак: они кусают лишь тех, кто к ним не привык.
Так вот, наш Док, получше всякого замполита, умел найти подход к каждому члену экипажа. Не удивительно, что он знал основные этапы жизни почти каждого нашего моряка, их семьи, заботы и проблемы. Советов,
если не просят, – не давал, соучаствовать всегда стремился. Поэтому он на лодке был, как гипнотизёр: войдёт в отсек и… все расслабились.
И вот те на! Надо же было такому случиться: у Док`а воспалился аппендицит. Ситуация аховая! Карибский кризис. Лодка где-то у берегов Кубы. Всплывать категорически нельзя. Что делать?
Доктор понимал, рассказывая мне, что любой не оперированный аппендицит заканчивается перитонитом. Были, правда, в истории чуть ли не с Древнего Рима случаи, когда не разлившийся перитонит как бы консервируется, и его вырезали позже, чуть ли не через год. А вообще без операции почти каюк.
Тогда профессиональный толковый врач Минючиц принимает решение: сделать операцию самому себе. Тем более, что им в медицинской академии об этом подробно и квалифицированно рассказывали хорошие профессора.
Читать дальше