Лидия Салохидинова - Русская печка. Сборник рассказов

* * *

Над моей кроватью все тот же ковер, с оленями. Уберегла я их от охотника и злого волка, да они и не покушались на моих оленей, видя из глубины леса, как я и олень-папа охраняем покой семейства. Щёлкнет злой волк зубами, спрячет ружье охотник – и уйдут восвояси. Только однажды, когда я болела корью, мне приснился страшный сон, что волк съел моих оленей. Ужас заставил меня проснуться – слава богу! – живы!

Со временем пообтерлась, осыпалась краска с папаши-оленя. Наталья, сестричка, посмеивалась: облупилась краска на боку оленя, – линяет твой олень; стерлась краска на траве, – олени травку съели. Это соцреализм, сестра, – чего ж хочешь?!

Эта ирония была поводом очередной раз побеситься, побегать друг за другом вокруг важно расположившегося посреди горницы большого круглого стола. Вот только перед этим чернильницу со стола убрать надо.

* * *

В десятом классе в Светку влюбился Славка Ядрин. Грех было не влюбиться – хороша была Света: высокая, стройная, лицом белая, вроде и не деревенская. Одевалась она по-городскому. С седьмого класса ходила с прической «конский хвост», с чёлкой. За этот чуждый «буржуазный» хвост и чёлку, которая нависала над ясными комсомольскими очами Светки и мешала смотреть в светлую коммунистическую близь , влетело ей от классной руководительницы Людмилы Васильевны, Люси.

– И вообще, ты же дочь парторга колхоза, должна быть примером во всём! – сказала Люся, завершая свой монолог.

Светка молча выслушала Люсю, низко опустив свою головку на тоненькой шейке, и пошла себе дальше гулять.

Однажды Славка каким-то образом уболтал Светку, и они весь вечер простояли у калитки Илюшиных. Соседская пузатая ребятня, чуткая к таким вещам, прыгая вокруг них, уже кричала:

– Жених и невеста, тили-тили тесто, жених и невеста!

Славка, довольный, улыбался и лишь для приличия шугал детвору.

А утром на заборе Илюшиных красовалась надпись: «Света+Слава». Светка взяла краску и дописала: «КПСС». Получилось: «Света+Слава КПСС». И правильно, на заборе парторга колхоза только такие надписи и должны быть. Ну а Славкины иллюзии лопнули, как надувные шарики на демонстрации.

* * *

Прошло время. Славка, Вячеслав Ядрин, стал моим мужем. У нас растёт сын. Над нашей кроватью висит портрет Есенина, выжженный на досочке.

Ленка, подружка верная моя, учась в Новосибирске, вышла замуж за однокурсника. Светка, окончив институт и вернувшись в родное село, работала в конторе колхоза. Вышла замуж она за свою ровню , сосватал её сынок председателя соседнего колхоза.

На свадьбе молодоженам подарили персидский ковёр. Сама я не видела, но, говорят, красоты неописуемой.

Рассказ

– Татьяна, – окликнула-позвала женщина через тын, вешая на него кринку.

– Иду, тетя Лена, – отозвалась с соседнего двора девочка лет десяти.

Она через минуту-другую была уже во дворе дома тетки Елены. На его крыльце появился Санька. Видно, только что с постели. Волосы всклокочены. До конца не проснулся, один глаз прикрыт, другой – щурится от яркого утреннего солнца. Он, было, сделал уж известное мальчишеское движение, чтобы проделать не менее известное действо прямо с крыльца, да вовремя заметил постороннего в ограде. Свои цыплячьи ножки сунул в, стоящие на крыльце, огромные пимные калоши, потянул их за собою, направляясь в сарай. Через минуту мальчик вернулся, собрался, было, войти уж в сени, да развернулся к девочке и показал ей язык. Пытался высунуть подлиннее, так как не всё положенное выдал сегодня Санька. Таня не получит от него тумака. Лень с крыльца спускаться.

Для чего так делал Санька, он не знал. Ванька-друг говорит, что так надо, так положено – колотить и дразнить девчонок, этих пискуний. Вот только Федька, брат старший, что-то Таньку боится, всегда глаза опускает, когда её увидит, а ведь сам сильный, уже с отцом на работу ходит.

Мать заметила проделки сына:

– Санька, березовой каши захотел?

Попыталась его ухватить да ладошкой хоть шлёпнуть. Сонный-сонный, а вывернулся. Мать ему вдогонку:

– Иди, досыпай. Да помни, о чем с вечера наказывала.

– Ох, безобразник, – качала головой Елена, таким образом, прося прощения у девочки.

– Вот мужиков своих в поле проводила, да решила, пораньше пойдем, пока жара не поднялась.

А собрались они в этот ранний утренний час по ягоды. Решили идти огородами, а не улицей, чтобы не сказываться всем.

Шли между картофельными грядами. Елена по-хозяйски вырывала, попадавшую, в уже кое-где пожухлой ботве, траву. В конце огорода она подхватила подол юбки – как бы не зацепиться ею за сук – одной ногой встала на нижнею пряслину, перекинула свое ещё гибкое, но уже полнеющее тело через изгородь. Охнула-ахнула, скрипнула жёрдочка под телом Елены, прогнулась и тут же выпрямилась. Мелькнули и скрылись под подолом округлые ее колени, что те же ядреные картофелины с ямочками в добрый урожайный год. Мелькнули, как миру улыбнулись, её красивые колени. Скрылись. Укрылись: заученным стыдливым движением одёрнула подол юбки Елена. Девочка прошмыгнула следом за женщиной между двумя нижними жердинами.