В один из приездов домой, в сибирское село, я рассказывала маме о этой русской печке в жаркой стороне, на татарском подворье. Мама слушала, дивилась, вздыхала с сожалением, свою-то печь она уж лет десять как выбросила, – без надобности стала: хлеб выпекался для селян теперь в огромной хлебопекарне и развозился по окрестным деревням.
Бабушка Фрося, приезжая к нам, ругала маму, дочь свою родную:
– Нюся, ты пошто така-то? Печь выбросила… все вам места мало… за модой погналась, а о старости не подумала, аль думаешь, всю жизнь молода будешь… придет и к тебе старость, и косточки негде будет погреть… Ребятёшки по зиме мокры с улки приходят, а у тебя и лапотье просушить негде. Зять с рыбалки, намерзнется, приедет… Ой, Нюся, Нюся…
…Отношения у меня с мужем разладились. Уезжала от него измученная и опустошенная, взяв такси.
Бабушка вышла меня проводить, обнялись, поцеловались на прощанье.
– Может, еще все сладится… – сказала старая женщина. В ее голосе слышались нотки моей родной бабушки, – бабушки Фроси.
Машина тронулась, я, спохватившись, оглянулась: бабушка все стояла у калитки, взгляд выхватил и русскую печь на подворье бабушки Раи, она отдалялась, уплывала лебедушкой.
А в машине играла музыка из балета «Лебединое озеро». На вокзале тоже слышалась та же музыка. Она преследовала меня в тот день. Она преследует меня всю жизнь.
(Опубликован в журнале «Дружба народов» №10, 2015)
Рассказ
Я поссорилась со своей подружкой Ленкой. Причина ссоры была очень серьезной: она скатилась с горки на моих красивых магазинных салазках пять раз, а я на ее санках – только три раза. Это же нечестно, – правда? Мои салазки фабричные легкие, с яркими досочками: две зеленые посередине, а по краям красные, со съемной спинкой, мечта всех деревенских девчонок. А Ленкины санки в нашей деревенской кузнице дядя Федя-кузнец делал. Они чугунные, тяжелые. И на них не только Ленка с горок катается, но и дядя Петя с тетей Таней, Ленкины папа и мама, воду из колонки во фляге возят, навоз на огород.
Вот и получилось, что Ленка, шустрая, на моих легких саночках прокатилась пять раз. А я пока чугунные на горку затащу, семь потов с меня сходит. Так вот, по моим расчетам (с арифметикой у меня в школе неплохо), с меня должно было сойти еще четырнадцать потов, но Ленка не дала.
– Так нечестно!
– Дура ты!
– Сама дура!
Мы с Ленкой всегда так ругаемся – и в прошлый раз так ругались, и позапрошлый. И ругательные слова у нас складно получаются, ну прямо как октябрятская речёвка на утреннике.
После ругательных слов потащила Ленка свои санки в сторону своего дома, а я свои – повела в сторону своего. Ой, я ведь еще забыла рассказать про городскую красивую веревочку, которая крепится к моим фабричным саночкам: она белая, блескучая, упругая, с пупырышками! А к Ленкиным санкам дядя Петя веревку от старых вожжей привязал, вот.
Наутро, чтобы наказать Ленку, я взяла с собою трехлетнюю сестренку Наташку и отправилась к Светке Илюшиной, однокласснице.
Как примерная старшая сестра, я вела сестренку, крепко держа её за руку. План мщения у меня созрел с вечера: во-первых, идти надо было мимо Ленкиных окон – пусть смотрит и от зависти лопается, что я пошла к Светке; во-вторых, иду с сестренкой. Мне Ленка уже сто лет приговаривает, что папка с мамкой ей скоро братика выродят . Когда это случится – еще неизвестно, а у меня уже сестренка есть! Я-то знаю, почему Ленка мне приговаривает: Чегой-то Наташка за тобой, как хвостик, таскается? Ей просто завидно!
Раньше я с Ленкой соглашалась и от этого надоевшего «хвостика» избавлялась. А сегодня: смотри, Ленка, какие мы дружные с сестрёнкой, идём, за руки держимся, и вообще, мы с тобою не дружим, а дружим со Светкой! При этом я немного побаивалась проходить мимо Ленкиного дома или поколотит, или уже не дуется и позовет к себе. Хоть бы еще немного подулась.
Мы старательно и долго обметали голиком валенки на крылечке илюшинского дома, потому что мне казалось – или мне так хотелось? – чтобы Ленка за нами подсматривала. А я ведь вся такая правильная с сегодняшнего дня. Ну и что, что мамка вчера вечером (это же было вчера!) дважды возвращала меня на крыльцо обмести валенки как следует , приговаривая: Ну что ты как махаек, тяп-ляп, и пошла.
– Здравствуйте, – сказала я громко, как меня учили, войдя в избу.
– Здласти-ти, – сказала чуть потише Наташка.
В ответ нас никто не поприветствовал. И только когда рассеялось облако холода, которое затащили с собой, мы увидели, что в избе никого нет. Пройти и заглянуть в горницу не насмелились, так и стояли у двери, нежданные, незваные, как часовые, каждый у своего косяка, пока – ну наконец-то! – не вошла тетка Вера, мамка Светы.
Читать дальше