Андрей Тавров - Плач по Блейку

Невесом невесом
по рощам катится колесом
с горем луковым ест пирог
птицей заморскою говорит
в синеву потолок
голубятни его открыт —

для птичьих речей для ангельских стай
от тех кто ничей до тех, кто за край
от вещих слепцов до подлых отцов
для мальчиков-девочек-бубенцов

Не говори ему ничего
взглядом одним озари чело
и как пламя поймешь человечью речь
что любовь это синее небо с круч
и что правда – кирпич домовитых туч
говоренье губ воскресенья луч
для привставших плеч

И как в воду войдешь ты в собачий лай
в соловьиный хрип и в касаткин рай
сладкий хлеб жуешь
с медом кровь живешь
среди вещих предвечных сердечных стай

Ах ты воздух в дантовом колесе !
легких уст занебесная чехарда
верный пес подыхающий на росе
в синеву плывущие города!

Говори пророк за пятак за воздуха кипяток
за правду дрозда за красную грудь клеста
за краткую жизнь за долгий ее глоток
за полет листа – не умолкай браток

Дельфин безбородый
простор бороздит
и слезной породой
дороги мостит

Как термос насущный
он вывернул свет
вовнутрь и несущей
изнанкой одет

Продольная мышца
слепого пятна —
подобие мысли
в прорыв полотна

И кем кто играет —
то ль оком дельфин,
то ль око без края
изгибом глубин

Запредельного неба брус,
я тебе, зернистому, раб,
словно ров по тебе слоюсь,
неразрывному телу рад.

Окружило меня зерно,
то звезда, а то вещий глаз,
и стою я, веретено,
в узком небе, где двое нас.

Как, рождаясь, трещит по швам
в четырех лучах позвонок!
Нераздельная синь и срам —
не уйти от тебя за порог.

А зайдешь, так станешь звездой,
синим зверем, жестким ручьем,
белой бабой с кривой косой,
рыжей тварью, слепым огнем.

И трещит во мне позвонок,
и выламывается, гремя,
из себя самого, как глоток
из глотка своего, из огня.

Из себя самого – белый сам,
из куста и плеча – черный куст,
и лазурь словно Лазарь глазам,
что воскреснет без тела и уст.

Из разлома – разлом, рот живой —
изо рта, словно удалено
небо небом в тебе и тобой,
и единою птицей черно.

Поднимался в воздух человек
всей разжатой стаей рук и век,
состоящих вновь из человека,

и, как ласточки вне лета и зимы,
сразу в Африке и возле Костромы,
он летел и гнезда вил из снега.

Мы бессмертья – лики, не творцы,
если б только мы прочесть умели
след улитки, серебро ручья,