Глеб Карпинский - Искушение. Сборник рассказов о Любви

– Прости! – отстранился он и виновато посмотрел на белые тапочки прекрасной незнакомки. – Мне пора, у меня дети, жена на последних сроках, прости, простите…

Он даже для убеждения своих слов перекрестился, хотя ему мало это когда-либо помогало. Женщина, разгоряченная от его ласк и поцелуев, сделала шаг к нему, но он опять отстранился, разрываемый сомнениями. Тогда она подошла к столику и небрежно налила себе бокал шампанского.

– Са ne fait rien! (ничего страшного), – горько ухмыльнулась она на чисто французском.

Он понял ее слова, хотя никогда прежде так близко не слышал живую французскую речь, и, виновато, пошел к выходу. Перед уходом он еще раз оглянулся и увидел ее смотрящую в окно с бокалом шампанского.

Казалось, дверь закрылась сама, щелкнул замок, и он вышел. Лифт, мраморная лестница, недовольные взгляды охраны, жуткий ветер, снег, спасительное метро, давка, переполненная маршрутка, заход в магазин, чтобы купить молока, звонок в дверь, и на обшарканном пороге беременная жена с красными от слез глазами и куча детей, веселящихся вокруг.

– Я думала, что-то случилось! Уже хотела в милицию звонить, – сказала она.

– Прости, просто сел телефон, – оправдывался он, уводя взгляд и переключая внимание на детей.

– Папа, ты купил молока? – повисли они на нем. – Папа, а ты обещал шоколадку.

– Папа, а мама думала, что ты попал под поезд… Там так скользко.

– Нет, нет. Все хорошо, я Вас люблю… – отвечал он им.

Он спешно обнимал каждого малыша, обнимал пополневшую от беременности жену и целовал ее почему-то в макушку. Слезы текли по небритым щекам, не в силах сдержаться. Он даже не смущался, что от него пахнет дорогими духами и, возможно, на шее остался след от губной помады. Его утешала мысль, что он купил молока, что еще один день прожит не зря. И в эти мгновенья ему казалось, что за окном южное солнце и в его драгоценных лучах зреют спелые лозы на фоне лазури теплого моря.

Кто-то мягко тронул ее за плечо. Лаура приоткрыла глаза и увидела седовласого старичка в униформе. Проводник улыбнулся и, шевеля тараканьими накрашенными усами, почтительно сказал:

– Простите, сударыня. Поезд идет в тупик.

Лаура поднялась с кресла. Проводник заметил, что женщина немного растеряна и, покашливая в руку, крикнул ей вслед.

– Советую не брать такси на вокзале. Там сдирают с полшкуры.

– Меня встречает муж.

Лаура поправила шаль. Было холодно. Редкие снежинки кружились над безлюдным перроном. Никто не встречал ее. Лаура остановилась в нерешительности, выдыхая клубы молочного пара, и направилась к выходу. Москва дремала. Завтра начиналась первая рабочая неделя. Здание вокзала мерцало огнями гирлянд. На полу валялись затоптанные пассажирами конфетти и хлопушки. В зале ожидания стояла елка с зеркальными шарами. Под ней скучал Санта Клаус в сбившемся набекрень колпаке и бубнил себе под нос: «Happy Christmas».

– Куда катится Россия?! Деда Мороза нормального найти не могут, – возмущался уборщик.

Он лениво размахивал шваброй, оставляя после себя блестящий пол, и через некоторое время возвращался, так как стоило одному нетерпеливому пассажиру пройтись здесь, вся рутинная работа шла насмарку.

– Осторожно, тут скользко! – Успел крикнуть он спешащей к выходу пассажирке, но Лаура даже не взглянула на уборщика, стараясь проскользнуть незаметно мимо толпы таксистов.

Его возглас пробудил их внимание, и те вороньем налетели на бедную женщину, не давая прохода. Как на последний кусок хлеба, бросались они, голодные, хищные, с острыми носами, отталкивали друг друга локтями.

– Опять наследили черти! – выругался уборщик и отбросил ненавистную швабру в сторону.

Наверно, это была неудачная затея сразу бросить курить после Рождества. Пепельница заполнилась окурками, так как сегодня Асламбек уже выкурил пачку сигарет. Чтобы не думать о вредной привычке, убивающей его воспаленное легкое, он купил в газетном киоске декабрьский «Playboy» и еще больше впал в уныние. С обложки на него смотрела красотка Наташа, перевоплощенная в снегурочку. Приветливо улыбаясь, она кокетливо прикрывала руками обнаженную грудь.

Мужчина отложил журнал. Сквозь треснутое окно старенького «Фольцвагена» он смотрел на мир отрешенным взглядом отшельника, которому просто не повезло найти место среди людей. Вот уже лет пять, как Москва стала для Аслама второй родиной, приютившей его семью от преследований кровников, но и здесь звучало отдаленное эхо войны. Когда-то он был уважаемым человеком, владел автомойкой в Грозном и пользовался успехом среди женщин, но сейчас беженец чувствовал себя оборванцем, окруженным недоверчивыми и порою враждебными взглядами, каждый день, сталкиваясь с поборами таксистской мафии, состоящей преимущественно из кавказцев. Но это были не его братья. Эти люди не чтили Коран. Возможно, жизнь сделала их такими, но он, Асламбек, не утратил веры, вскормленной с молоком матери. В душе он был мусульманин. Испытания закалили его, сделали философом.