Глеб Карпинский - Из записок господина N. Для тех, кто верит в любовь

– Я чувствую ответственность за каждый шаг, тогда как прежде мои поступки зачастую были бесцельными и пустыми.

Уже было поздно. Мы вышли на прохладную улицу. Метро закрылось. Денег у меня осталось только на пачку сигарет и на такси Анне, и то, если перейти через мост. Мы шли и курили, держась за руки, как дети. Впереди виднелась здание гостиницы «Украина», напоминающее в темноте ночи старинный замок.

– А ведь я давно не курю, а тут вдруг захотелось…, – говорила Анна, забавно выпуская клубы дыма, – потому что хорошо так… и не верится, что завтра рабочий день. Моя дочь в шоке будет, если увидит меня в таком состоянии, хотя сейчас, наверно, сама гуляет, зас..нка.

Над городом нависло хмурое небо, моросил дождик. Перейдя мост, мы пошли сквером к направлению Киевского вокзала. Там можно было поймать недорого такси. По дороге мы встретили лавочку, на которой, сливаясь с дождем, сидела неподвижная фигура женщины.

– Там кто-то сидит или мне кажется? – шепотом спросила Анна меня и от страха сжала мою ладонь.

– Это неприкаянный призрак Леси Украинки, – сказал я, уводя свою спутницу во дворы дремлющих многоэтажек.

Под большим раскидистым деревом я обнял Анну и поцеловал. Мы закружились в долгом тоскливом поцелуе и, уронив ее расслабленное тело прямо на выступающие из-под земли корни, я стал осыпать ее теплыми поцелуями, забываясь и не замечая ничего вокруг…

– Что ты делаешь? Нас могут увидеть, – шептала она в шорохе листьев, слабо сопротивляясь.

Я долго смотрел на тебя. Ты смотрел на меня тоже и, словно чувствуя мое желание, прятался за другими, такими же, как ты невольными. Вы все были обречены, все до единого, и, если бы могло случиться чудо и вам дали бы свободу, вы бы все равно погибли! У тебя были умные глаза. Я никогда не забуду этот взгляд. В нем была надежда.

Может быть, поэтому я указал на тебя пальцем и тем самым ускорил твои страдания.

Я был по отношению к тебе богом, твоя судьба была в моих руках, и в эти минуты я уже возносился, наблюдая, как тебя тащат ко мне.

Прости, что выбрал тебя, но я не мог иначе. На моем месте мог оказаться кто-то другой, но он не знал, что значит любить тебя. Ты задыхался от моих поцелуев. Тебе не хватало воздуха, и ты все время молчал… Да, ты не сдавался, с достоинством наблюдая свой ритуал смерти, и когда я занес нож над тобой, ты вздрогнул, забился в конвульсиях еще до удара, и я вздрогнул вместе с тобой, рыдая и проклиная несправедливость. Я ощущал, как тает твоя последняя надежда, как ускользает в небытие твоя жизнь. И сердце мое трепетало, пытаясь понять твою боль. Прости меня, что выбрал тебя, но я хотел как лучше. Наша встреча была не напрасна. Я приготовил хорошую уху, я просуществую еще один день. Возможно, в следующий раз кто-то выберет и меня…

Когда пишу я эти строки, звучит незнакомая песня. Откуда эта песня? Кто ниспослал ее мне, почему именно сейчас, когда назад дороги нет? Это песня цепляет меня так, что я чувствую бога. Ты так близко, мой добрый бог! Твое дыхание приятно колышет мои волосы, в твоих ладонях отражаются свет и сила, я жмурюсь. Волна жизни приятно проходит по телу. Ты смотришь на меня и улыбаешься. Почему же в твоих глазах слезы, почему ты все время молчишь?

Отрывки памяти, как опавшие листья, кружит ноябрьский ветер. В воздухе читается последний штрих осени. Я знаю, больше такого не повторится никогда… Я иду с девушкой, пытаясь вспомнить ее имя… В синем свете фонарей она загадочно красива, ее тело манит меня. За час до этого мы выпили по мятному Махито. Она говорила, как ей трудно с мужем, что она хочет подать на развод, но боится… Я верю. Таким красивым глазам нельзя не верить. Муж ее сидит с дочкой, думает, что супруга у подруги. Он тоже верит… Мы похожи в этом. Я не знаю ее телефон, но, наверно, это страсть. Та самая, о которой пишут в книгах…

Старая набережная. Как всегда безлюдна и нема. Мы останавливаемся, очарованные панорамой ночи. Эта девушка боится высоты, поэтому прижимается ко мне. Я ловлю ее парфюм. С моих губ срывается нежность. Голова кружится, когда я обнимаю ее. Мы целуемся прямо на мосту напротив Дома Правительства. Дует ветер. Я слышу, как она учащенно дышит, как хочет меня. Я пытаюсь остановиться, но не могу… И лишь чей-то оклик спасает нас от физической близости.

Амина прошла мимо фонтанов одна, и озябшие солдатики тоскливо посмотрели ей вслед. Пьянящий парфюм долетел до их мальчишеских ноздрей, возбуждая огонь, и они невольно улыбнулись, рисуя фантазии. Амина шла в метро. Жуткая боль разрывала ее сердце, грудь жгла жажда мести. Черные волосы развивались на ветру. Ей так и не позволили накинуть платок, так как боялись, что это привлечет внимание. Она шептала молитву Аллаху, который вел ее к Валли, обещая долгожданную встречу, но ее тонкие губы, словно не слушались, и плотно сжимались, отчего шепот переходил в какое-то жуткое завывание. Я слышал это завывание отчетливо, понимая каждое слово, летел за ним следом. Это молитвенная нить связывала нас, объединяла в одно целое. Амина шла, упорно стуча своими сапожками по брусчатке. Дорога утомляла ее. Каблуки цеплялись за выступы булыжников. Ветер дул в лицо порывами, сшибал с ног, и девушке все время приходилось поворачиваться к нему спиной. В этот момент я ложился у ее ног опавшим листочком и тоже затихал. Она не замечала меня, а я, всматриваясь в ее восточные черты, пытался постичь, что такое любовь. Я видел, как ее пальцы нервно искали в карманах зажигалку и сигареты. Ей хотелось курить, но Джимхан категорически запретил ей любые контакты с огнем, и она не могла ослушаться брата. Брат для нее был всем, и подвести брата, тем более сейчас, когда положение ваххабитов на Северном Кавказе оставляло желать лучшего, было для нее страшнейшим позором и неутолимым грехом. Ей казалось, что судьба целой нации, всего народа, в ее руках, что стоит лишь перейти черту, и эти проклятые русские вздрогнут. К тому же, ее любимый никогда бы не простил ей такой оплошности. При жизни он не знал, что она курит, и сейчас это еще больше пугало ее.