Аррен Кода - Красный Дом

Все знакомые врачи тогда уже были здесь. А еще был доктор Таллинский, медленно умиравший от чахотки, и санитар Степа, игравший с пациентами в нарды и настольный теннис (за что его и выгнали в результате – поскольку отвлекался от своих прямых обязанностей). Был одноногий дед Василий и его сосед дядя Витя, которые тайком проносили в палату водку и устраивали ночные посиделки. Эти двое лечились в клинике уже седьмой год и знали все обо всех. У деда Василия была толстая ветхая тетрадь, в которую он записывал выдающиеся случаи, произошедшие в Доме за несколько лет, а также истории проходящих через него людей. Когда он доставал из чемодана свою тетрадь, из той постоянно высыпался разноцветный песок, и Анька, иногда гостившая у двух стариков, всякий раз удивлялась, откуда он берется. Вот тогда-то и услышала она самую удивительную на свете историю.

– Понимаешь, Танюша, наша больница стоит на пересечении вечностей, – объясняет Анна, старательно подбирая слова. – И наши врачи на самом деле – древние мифические существа.

– Что, прямо все-все? – шепотом спрашивает Танька.

– Нет. Только те, кто нашел свое настоящее призвание и захотел здесь остаться. Почти всегда они ходят в облике людей, но однажды ночью, в полнолуние, они принимают свой настоящий вид.

– Но разве их кто-нибудь видел, этих существ? – Танечка даже забывает о слабости и температуре.

– Кое-кто видел – иначе откуда слухи берутся? Говорят, что Атланты ростом в пять метров. У них длинные руки и ноги и синяя кожа, а еще – хвосты и шипы на спине, как у динозавров. Они очень сильные и очень добрые. Они любят людей и хотят им помочь, но зло, с которым им приходится бороться, порой слишком большое, и Атлантам справиться с ним так же тяжело, как удержать падающее небо.

– Интересно, правда это, или нет? – задумчиво говорит Танечка. – Вот бы у Сергея Николаича спросить!

– Не нужно, Таня, – мягко говорит Анна, кладя руку соседке на плечо. – Пообещай мне, что не будешь ни у кого из них спрашивать и вообще говорить при них то, что услышала от меня. Обещаешь?

– Да-да, хорошо… – Таня растерянно моргает. – Но почему? Что в этом такого?

– Не знаю, – сердито отвечает Анна и перебирается обратно к себе на кровать. – Просто не нужно. Кто знает, какие силы ты разбудишь своим неосторожным словом! На месте тех мужиков я бы не стала обсуждать такие вещи в коридоре. В мое время об этом только в палате говорили, шепотом, да и то… – она опасливо оглядывается на дверь. – В общем, забудь. Сказок у нас много, да не все нужно пересказывать.

– А что стало с дедом Василием и его тетрадью? – жадно интересуется Танечка.

– Я не знаю, – Анна тяжело вздыхает. – Меня выписали раньше. А теперь уже и спросить некого.

– А как же Константин Львович? Он-то все про всех знает!

– Вряд ли ему известно про тетрадь, – с сомнением отвечает Анна. – А если расспрашивать будешь, начнет докапываться: зачем тебе такая информация? Правду говорить никому из них нельзя.

– Ясно, – Таня начинает разбирать постель. – Жалко, что у тебя не осталось прежних знакомых отсюда. Может, и удалось бы что-то узнать.

– Ну, почему, знакомые остались… – Анна болезненно морщится. – Кое-кто оставлял телефоны, но что толку? Есть неписаное правило: не общаться с теми, кто был до тебя. Примета такая.

– Но ведь я слышала, что многие выписавшиеся потом общаются друг с другом…

– Так то на воле. А мы с тобой здесь. Это все равно, что письма из ниоткуда. «Ниоткуда с надеждой на долгую новую жизнь…», – с грустной улыбкой цитирует Анна. – Это у нас один парень был, Славка. Писал стихи про наш дурдом. Давал мне почитать кое-что.

– Что с ним стало потом?

– Несчастный случай. Одна дуреха тут алкогольную тусовку устроила, а потом решила домой поехать, ну Славка и кинулся ее провожать. А дело зимой было, скользко. Взял, поскользнулся на лестнице и сломал себе шею. Тридцать лет всего было, жалко…

– Девочки, обход! – в комнату заглядывает медсестра Людмила, позади нее маячит фигура доктора Тарасова.

– Привет, девчонки, жалобы есть?

– Нет! – хором отвечают Татьяна и Анна, и хирург, удовлетворенный, уходит.

Девушки ложатся в постели и гасят свет. Слабый оранжевый отблеск с улицы пробирается в окно. За тонкой дверью палаты слышно, как в коридоре Итальянец что-то оживленно кому-то рассказывает.

Танечка Белова тихо открывает дверь и выскальзывает в коридор. Вот уже который час ей не удается заснуть: от антибиотиков сильно болит голова и бросает в жар, а в голове творится какой-то кавардак, отчего душный мрак комнаты кажется зловещим, а спящие соседи – будто неживыми.