Кантемир - XYN

– Молодой человек, вы выходите?

– Да, выхожу.

Все равно я никуда не ехал. Сегодня выходной. Я ехал из дома. Просто ехал из дома. Все улицы мне и так знакомы. Вот и эта меня не ввела в замешательство. Все уже пройдено. Мало что способно меня удивить. Моя жизнь только началась, а я даже не могу написать что-то вроде:

«МНЕ ПОХУЙ НА ВАС»

Пусть я и начал книгу с этой фразы, потом я все же понял, что совсем разучился быть злым. Или разучился ненавидеть – сути это не меняет. Зайдя в кафе, я по обычаю всматриваюсь в людей. Они смеются. Смеются великолепно и непостижимо. И не зависть, и не тоска заставляет снова и снова вглядываться в их лица. Что-то другое движет мной. «Видимо, где-то рядом университет» – подумал я, поняв, что все посетители юны. Да и слишком уж шумные для измученных жизнью клерков.

Вдруг в дальнем от меня углу я увидел девушку. Грустную. Томную. Она держала в руке книгу, но за все то время, что я всматривался в ее черты, она ни разу так и не заглянула в нее. Вдруг память снова проснулась во мне. Поспешно вынув из кармана волос, я закрываю глаза и вспоминаю… Я вспоминаю ее… Грустный безучастный глаз, так никогда и не впустивший меня в свою искренность. Шаткая конструкция продолжает обрастать деталями. И вот моя ладонь снова касается ее щеки. Наклонившись вперед, эта девочка будто вдыхает аромат моих рук. Я отвожу взгляд – и вот мы уже на пустынной июльской площади в центре города – недалеко от университета, в котором мы учились. Солнце гневно выжигает жизнь вокруг. Кошки прячутся в тени машин. Движение птиц ограничивается тенью зданий. Покоренная моей любовью, юная девушка бездвижно держит мою ладонь уже несколько часов. Мы прекрасны. После ночной смены – в восемнадцать я работал грузчиком – только прикосновение к ней и давало мне смысл не выйти в окно. А следующей ночью снова вернуться к скотскому труду. Глаза мои закрываются. И вот я кладу свою голову ей на колени. Лица моего касается ее нежного хлопка старомодная юбка. Она неустанно держит мою руку у своей щеки. Сквозь сон, открыв глаза, я вижу ее юный вздернутый нос в редких веснушках. Лицо ее воинственно строго всматривается вдаль. Я не подал виду, захлопнул веки и снова уснул.

«Как это было прекрасно» – подумал я.

И вот я в кафе. Девушка, что сидела в дальнем углу, уже ушла. Как ушла и девушка, сидевшая со мной на площади. Одна ушла домой. А другая – ушла навсегда.

Но я вспомнил ее. Вспомнил все ее черты, каждое несовершенство ее души и тела. Руки ее были в шрамах. Как и мои. Забравшись в ванную, порой мы, разбив молотком стекло, пытались разрезать друг другу вены. «Мы несчастны, но счастливее мы никогда еще не были… Я люблю тебя» – шептала она. Каждый раз, осознав то, что самый близкий человек сейчас умрет, мы поспешно бежали за ватой и бинтами. Потом, в страхе, что родители вернутся раньше времени, вытирая пол от крови, мы в хохоте издевались над глупостью нашего поступка. Одиночество всегда жило в нас. Мы слишком много думали. Слишком много требовали от несправедливого мира. Секс, которым мы занялись всего раз, не принес нам никакого удовольствия. Касаться хлопковой ткани ее юбки – в этом было куда больше нежности, чем в сексе. Застряв в лифте, помню, мы просто обнимались в надежде на то, что растворимся в теле друг друга. Нам был чужд этот мир. Чужд не так, как влюбленным. Мы не были влюбленными. Мы были воинами несуществующей армии… Мы говорили: «Там, за оградой живут злодеи, шлюхи и обманщики». Люди, сломленные грубой действительностью. Но только злодейство, блядство и обман и позволяют не рухнуть этому миру. Ужасно неудобная конструкция.

Мы так и не побывали на море. Помню, как тщательно мы искали тихое побережье. Она так нежно и благодарно обнимала меня, когда, лежа на траве в каком-нибудь парке, я шептал ей: «Скоро мы будем на море. За гроши купим огромную корзину фруктов… Черешня. Я буду лежать на твоих коленях. Я буду кормить тебя спелой черешней. И ты будешь кормить меня черешней. И мы всех разъебем. Нас не съедят». Каждое слово мое вызывало у нее улыбку, а в моменты, когда мне удавалось в красках описать то, как будет выглядеть побережье, она ненадолго закрыв глаза, после – наклонялась ко мне и целовала в лобик. Немного причмокивая.

Конечно, наши возможности были скованны моей зарплатой ночного грузчика. Но нам было наплевать.

…

Я вышел из кафе. Неизбежность весны все же совращает взор своей красотой.

Сев на скамью (как я почтительно назвал ночное пристанище бомжей) и, засмотревшись на прохожих, рискуешь остаться там до сумерек. Эта участь настигает меня каждый вечер. Приятное, однако, чувство. Немного праздность.