Олег Филипенко - Стыд. Роман

На следующее утро дверь по-прежнему была закрыта, записки опять не было, на мой стук никто не отвечал. Я постучался к соседям. Вышел пожилой мужчина. Я объяснил ему, в чём дело, спросил, не видел ли он того, кто там живёт. Сосед сказал, что видел, что это молодой здоровенный парень, что нужно быть поосторожнее, а то «может быть беда». Я сказал, что пустяки, ничего не будет, взял у него инструменты, молоток и отвертку, и принялся расковыривать щель между дверью и рамой. Однако мне пришлось долго повозиться. Подошла начальница, – замок всё никак не сдавался. Наконец, от моего удара ногой дверь распахнулась, и я вошёл в квартиру. Следом за мной вошла начальница.

2.

Я ужаснулся негодному состоянию квартиры. Горя желанием знать, кто здесь живёт, прошёлся по комнатам. В одной из двух комнат, маленькой, шириной в два, а длиной в четыре шажка, на стуле, стоящем по центру, лежала ощипанная буханка чёрного хлеба, на полу валялись засаленные рюкзак, спальный походный матрас, одеяло, кое-какие вещи. Возле окна стояли в ряд несколько банок консервированных овощей, а в углу вёдрышко со свежими абрикосами. «Гляди, – возмутилась начальница, – устроился. С абрикосами. С соленьями. Зимовать здесь собрался. Вот наглец, а!»

Мы договорились, что я забью дверь гвоздями и поеду за замком, чтобы сегодня же его вставить. Вещи же и продукты я отдам незнакомцу, когда тот появится.

3.

Надо сказать, что моя квартира произвела на меня самое тягостное впечатление. Однако я собирался в ней жить, хорошо сознавая безвыходность своего положения: денег нет, из общежития выселили. Кроме того, я надеялся, что новизна, трудность моего положения пробудят во мне стойкость, интерес к жизни и возможно я сумею, наконец, овладеть собой и вернуться в начальную, необходимую для нового творческого шага, точку. Я не ошибся, скажу заранее, только творческий шаг, который я сделал, оказался не в том направлении, в котором мыслился тогда. Впрочем, я был рад получить квартиру даже в таком убитом виде, это во сто крат лучше, чем спать на улице.

Я купил замок в магазине на Цветном бульваре и, отбродив полдня по улицам Москвы, пробравшись по уже недействительному студенческому билету на дневной спектакль во МХАТ, где, к моей досаде, давали современную пьесу, слишком правдивую, а потому нестерпимо скучную, отправился, наконец, в свою новую квартиру. Но по дороге решил сначала зайти в общежитие, чтобы одолжить необходимый для работы инструмент. Однако не встретил там никого из знакомых ребят. Ведь днём в общежитии почти никого не бывает, нужно ждать вечера, а то и ночи, – тогда все собираются. Тем более, было начало учебного года, и некоторые ещё не вернулись после каникул.

Уже выходя из общежития, встретил свою бывшую соседку по этажу. Я спросил, нет ли у неё инструмента. Естественно, у неё его не оказалось. Мы с ней когда-то дружили. Правда, потом она на меня обиделась и долго не разговаривала. Вот и сейчас она быстро проскользнула мимо меня в дверь общаги.

4.

Мы познакомились с ней два года назад, когда она поступила учиться в институт на режиссёрский факультет и ей дали комнату в общежитии рядом с моей. Зовут девушку Мариной. Она полька. Из Варшавы. Имеет жениха из Германии. Он регулярно звонит ей.

Однажды, очень скоро после нашего знакомства, я засиделся у неё в гостях. Её соседка по комнате, моя однокурсница, куда-то ушла, видимо, к своему парню из Лаоса. Марина мне казалась западной девушкой, в смысле лёгкости отношений, поэтому, засидевшись, я пытался угадать, чего она от меня ожидает. То ли пора вставать и уходить, то ли следует её обнять и поцеловать. Тогда я так и ушёл в четвёртом часу ночи, не определившись, как следовало бы себя вести. Но мы стали друзьями. От нечего делать мы коротали вечера за разговорами и чаепитием. Постепенно я даже привык к ней.

Однажды, в середине сентября, в так называемое бабье лето, я лежал на своей койке и смотрел в потолок, предаваясь размышлениям. За полуоткрытым окном вечерело, слышались возгласы играющих в волейбол студентов, удары по мячу. Мне даже захотелось самому поиграть, но мысль, что там играют иностранные студенты, афганцы, с которыми я не знал как общаться, – слишком уж вызывающе и грубо они себя порой вели, остановила меня. «Ладно, – думал я, – мне и так хорошо». И чего это русские не играют, а играют афганцы? Я захотел курить, – тогда я ещё курил, это теперь бросил. Встал, решив, что прежде нужно попить чаю. Такое со мною бывало: чтобы получить большее удовольствие от сигареты, я прежде пил чай или съедал что-нибудь. А уж лучше кофе с сигаретой ничего не придумаешь. В буфете института это целый ритуал у студентов. Правда, теперь, когда я не курю, этот ритуал вызывает во мне презрительное отвращение. Не стоит разрушать самих себя, жизнь и так это сделает вместо нас. И не стоит заблуждаться, будто все эти разговоры об искусстве и посредственные наши способности дают нам право умереть раньше времени.