Игорь Синицын - «Всего лишь врач»

– Теперь Ширкина надо спасать. – сказал Мажуев, доставая вторую бутылку. – Его могут обвинить в убийстве своей жены. Пусть неумышленном, но все же. По монгольским законам ему грозит тюремный срок. Его надо срочно отправлять домой, пока не расчухались. Вы сможете дать ему справку, что по состоянию здоровья ему необходимо срочное лечение в России?

– Это мы сделаем. Как срочно?

– В ближайшие два, три дня. Позже могут возникнуть проблемы при пересечении границы.

– Это получается раньше, чем успеют отправить гроб..

– Ну, что делать… Не садиться же ему из-за этого в «черную юрту».

Шофер так и не починил «печку», и в салоне автобуса было ощутимо холодно. Не помогала и водка – не согревала и не пьянила, и пить дальше не хотелось. Но постепенно приходило успокоение, что все осталось позади А, собственно, что произошло? В настоящем уже нет Хутула, есть «уазик» с тремя пассажирами, шофером, и мертвецом, завернутым в белое, на полу и снег, атакующий лучи фар и пропадающий в темноте. И этого достаточно, чтоб не обижаться на жизнь. Тем более, что через три месяца у тебя кончается контракт, вернешься в Питер… и гори оно все огнем.

Был уже поздний вечер, когда они въезжали в Эрдэнэт. Корпуса городской больницы, расположенной в первом микрорайоне , на отшибе, были погружены во тьму, как и весь город. Дверь в морг оказалась заперта. Опытный Пахабов предположил, что ключ находится у дежурного персонала приемного покоя , и вместе с шофером уехал на поиски. Погода к ночи испортилась совсем, дул ледяной, пронизывающий ветер. Они, с Мажуевым, ждали возвращения Пахабова на крыльце морга, и, укрывая воротниками лица от колючего ветра, мечтали, чтоб сегодняшний день, наконец, закончился. Вернулся Пахабов с ключами, вдвоем с шофером они вынули труп из машины и, сгибаясь под тяжестью ноши, занесли в прозекторскую, где на цементном полу лежало несколько трупов монгол. Мажуев светил фонариком, выключателя они не нашли.

Потом довезли до консульства Мажуева. Потом шофер довез их до дома, они отдали ему бутылку водки.

– Извини, но тебе придется съездить завтра в Дархан. – сказал я Пахабову. – Забрать акт экспертизы.

– Да какой разговор, конечно.

Пахабов всегда был готов выполнять поручения, напрямую не связанные с обязанностями ЛОР-врача.

2.

Он вспомнил сказку – «Старый дом» из-за пословицы «Позолота вся сотрется, свиная кожа остается». Фраза случайно, как ему казалось, всплыла в памяти, но со временем он все чаще обращался к ней. Приближалась старость – недавно ему исполнилось шестьдесят, и он понимал, что нечего обманывать себя и уподобляться оптимистичным идиотам, считающим этот возраст «расцветом творческих сил, приходом зрелости…» и т.д. Старость, так старость.. Впрочем, хоть она и не за горами, но до нее еще надо было дожить. С его стенокардией это представлялось вовсе не окончательно решенным делом.

Он давно замечал, что большинство худощавых мужчин, особенно интеллигентных, в глубокой старости становятся похожими друг на друга, как близнецы. Это сходство придавал им взгляд, совершенно одинаковый для всех. Особенность старческих лиц состоит в том, что самой выразительной и хорошо сохранившейся деталью лица становятся глаза, они приобретают даже какую-то дополнительную живость и яркость. И этот контраст между горящей молодостью глаз и свисающим с костей лицевого черепа сморщенным пергаментом встречается у всех. Глаза, к тому же, еще и все понимают, и поэтому взгляд старика делается всепрощающим и одновременно потерявшим способность к сопротивлению. Взгляд и улыбка.

Но главная общность, по его мнению, прослеживается как раз в том. что старики –это люди «со стертой позолотой». Все, что в течение жизни откладывало свой отпечаток на личность – профессия, карьера, творчество, жизненный опыт… то есть вся позолота ближе к концу стирается, и остается только некая сущность человека, заложенная при рождении в каждого, которая только в тщедушной старости становится заметной и видимой со всех сторон. Свиная кожа…

Ему настолько понравилось почему-то вспомненное изречение, что он не поленился отыскать в книжном шкафу у внучки потрепанный том Андерсена и перечитал «Старый дом». Забытый сюжет, через много лет заново оживая при прочтении, не вызвал никакого интереса . И не могло быть иначе, конечно. Банальные мысли о неизбежных потерях и глубоком одиночестве старости, о людском равнодушии к чужой прожитой жизни , вероятно, могли бы оставить свой след в воображении чувственного подростка и дать пищу для размышлений, впрочем далеко не у каждого ребенка, но рассчитывать на отклик в душе современного взрослого человека было бы наивным предположить. Это вовсе не означало, что все сказки Андерсена безнадежно устарели и лишились для него своего прежнего обаяния и философского подтекста, на которые он мог бы опереться. Из всех сказок больше других всегда нравился «Гадкий утенок», нравился своей идеей торжества справедливости божьего промысла. Как это здорово – когда кто-то расставит все точки над «и» , и быдло, что властвовало над тобой, останется в итоге с носом. Вторым шедевром он считал сказку о принце, который захотел предстать перед своей возлюбленной в обличье свинопаса, после того как она отвергла его любовь и простые подарки. «Ах, мой милый Августин..». Странно, но те женщины, которые не отвечали на его любовь взаимностью, потом сожалели об этом и считали свой разрыв с ним самой большой своей ошибкой…