Илья Луданов - Форма зла

Воздух по-осеннему чист. Сады уже потемнели. Заморозков в мае не случилось и теперь округлые кроны ломились Антоновкой. Собирать ее еще рано. Земля усыпана не гнилой еще, наливной Мельбой и запах свежести пропитан медовым духом. Тишину нарушают стайки дроздов на пурпурных рябинах. Где-то стрекочет сорока, мелькая в ветвях белыми погонами и оповещая об идущем человеке.

Только вот с утра, как не хорохорился он перед Алексеем, не задалось у Ивана Николаевича настроения. Выход на природу сгладил волнение. Но после ухода сына стало Ивану Николаевичу неуютно с самим собой и своими раздумьями. Радость от охоты перебивало смутное беспокойство и волнение – как предчувствие – наподобие того, что испытывала Мария Александровна в дороге.

Заглавной фигурой в его раздумьях служил Алексей. Иван Алексеевич вспоминал – в шебутной молодости, в суровом труде думалось: сейчас наработаем, основу скуем, забетонируем, и легче будет, а околеем – семья в достатке, и детям увереннее, крепче жить в их новой молодости, не то что ему. И всего того – не случилось. Капитал с их зарплаты не скопился, а после обокрали разом всех – хорошо это мы помним, господа, пока живы – не забудем. Легче не стало – ни им, ни детям – нет уверенности и нет покоя. Начались годы выживания. За каждый день дрожишь, знать не знаешь что будет. Беспокойство нарастает, нервность в людях, а следом – у одних слабость и бессилие, у других – злоба. До чего до жил – везением считал, что семью сохранил, о большем и не думал. Маша – опора, нежность его. Алексей. Когда он вырос, Иван Алексеевич стал жалеть, что ребенок один. И не мог ответить, почему так вышло. Сколько борьбы, усилий в пустую. Не заметили времени. Нет у Алексея братьев – сопутников, сестер – утешительниц. Глянуть по правде – и семьи нет. Это жаль было, в семье сила – видел Иван Алексеевич. У него самого – братьев трое и сестер пара. Разворотило всех, разметало по стране – то правда; но всё ж крепко, дружно в молодости жили, помнил он что бывает семья. Смотрел Иван Николаевич на всю жизнь свою, чем дольше жил, тем чаще смотрел со стороны и выходило – не удалась жизнь. В целом, в общем как-то не удалась. Кажется – хорошо, неплохо, все живы-здоровы, не голодают, чего желать еще. А не так всё как-то. Иначе ему виделось.

Ударом для них с матерью стал разрыв Алексея и Ольги. Иван Николаевич осторожничал, не вмешивался, боясь навредить, переживал тяжело и незаметно. Ольга им нравилась и со сватами они ладили. Оборвалось всё разом, вдруг и неясно. Порой казалось – и Алексей до конца не понимает. Исправить не получалось. И в этот приезд Иван Николаевич видел – Алексей сам не свой, переживает до сих пор.

Дело шло к обеду. Над головой прошелестела стайка пуганных дроздов, впереди озабоченно стрекотала сорока. На очередном повороте он услышал необычный шум и грохот с крайнего ряда дач, будто там что-то ломали. Иван Николаевич подошел ближе. Снова что-то грохнуло. Мальчишки, наверное, подумал он. Шпана с окраин любила шерудить по дачам в поисках цветмета и выпивки. Дамик откуда слышался грохот был из капитальных, кирпичный, на редкость ухоженный. Есть что стащить. Иван Николаевич думал разогнать шпану. Он бы не пошел, ну их, дураков. Да сколько ж можно растаскивать, грабить всё, рушить? Посредь бела дня!

У домика мелькнула темная фигура. Охотник бывалый, подходя Иван Николаевич разрядил от греха ружье, зашел в калитку, кликнул:

– Эй, кто здесь?

Тихо. Прошел вдоль стены, свернул за угол. Дверь.

– Чего шумите! – крикнул.

Навстречу из дома вышел мужик его лет, в потертом ватнике, спортивных штанах. Странный. Темное, словно чумазое, лицо. Иван Николаевич немного растерялся.

– Вы чего тут, дом ломаете?

Мужик молчал и смотрел не него. Иван Николаевич сдернул с плеча ружье. В окне дома увидел второго. Совсем молодой, худой и чернявый.

– Чего грабите! – крикнул Иван Николаевич первому. – Милицию вызвать?

– Тихо дядя, – голос сзади.

Третий, подумал Иван Николаевич. Сколько ж их здесь?

– Не дергайся, – повторил голос из-за спины.

– Мужики, я ж вам ничего, – Иван Николаевич примирительно опустил ружье. – Спокойно.

Первый, в дверях, дернул лицо в улыбке, будто в оскале. Мелькнуло что-то в черных его глазах, как искра вспыхнула. Не к добру, – подумал только Иван Николаевич, и тут что-то с отчаянной силой ударило его сзади, и всё пропало.

Чтобы ни было в чувствах и мыслях Алексея, безразличная к нему общая жизнь шла своим чередом. Жители дрессировано откликались на эхо далекой войны, реже – на внутренние дела навроде Крестного хода. Теребили заботы каждого дня о тепле и хлебе, срочности, распоряжения. Важные для страны события и волнения утопали в повседневности. Никогда еще наша хата не была настолько с края. Скажут – блаженная болотина, суета и скука. Но это был тот необходимый уклад, где всё копошились для продолжения биологического существования, не имея сил изменить условия. Словом, шла обычная жизнь.