Владимир Крючков: Душа души моей… Сборник флэш-рассказов

Вот уже полгода я видел ее в одно и то же время в кафетерии крупного магазина. Обычно она появлялась в 11 часов – когда ранние пташки из числа преуспевающих гастарбайтеров успевали наскоро перекусить, громко обсуждая свои строительные дела по-узбекски или таджикски, а молчаливые любители бизнес-ланча еще не подошли. В кафетерии сидело два-три случайных пенсионера, вроде меня, и матери с детьми. Дети были школьного возраста, видимо, как раз по пути из школы домой. Мамы что-то внушали им, время от времени отвлекаясь на разговоры по телефону. Они сразу начинали широко улыбаться, громко говорить и неестественно хохотать, оглядываясь по сторонам – все ли оценили их позитив и очарование. Могу сказать, что все, кроме их собственных детей.

Девушка была лет тридцати – свежая и розовощекая. Нежный румянец, полные губы и слегка раскосые глаза привлекли мое внимание сразу. Она никуда не спешила, выпивала чашечку кофе, потом сидела, задумавшись, какое-то время и быстро уходила. Я ни разу не видел, чтобы ее кто-нибудь сопровождал или звонил ей по телефону. Одета она была всегда со вкусом – ярко, но не вульгарно. Я бы даже сказал – стильно.

Кто она? Разведенная жена небедного мужа с хорошим содержанием? Судя по графику посещения кафетерия, вряд ли она где-нибудь работала. Для фриланса она слишком регулярно посещала кафетерий. Богатая содержанка или дочь богатых родителей, предоставивших ей свободу? Я терялся в догадках, продолжая любоваться ей, как редкостным цветком. Молодая вдова, получившая наследство? На последний вариант наводила ее постоянная задумчивость, граничащая с печалью.

При виде ее я невольно вспоминал Заболоцкого:

Отвори мне лицо полуночное.

Дай войти в эти очи тяжелые.

В эти черные брови восточные.

В эти руки твои полуголые.

Именно восточные. Чем-то она напоминала мне Ольгу Куриленко – времен не «девушки Бонда», а партнерши Джереми Айронса.

Может, она, как и я, приходила сюда за прививкой от провинциальности? В нашем маленьком городке было немного мест, где не ощущалось мертвящее дыхание русской провинции. «АВ-маркет» был одним из них. Надо отдать должное новым хозяевам, – когда они купили голландский «SPAR» и повесили новую вывеску, сам магазин, с тщательно выстроенным прежним директором сервисом, почти не тронули. А прежним директором я просто любовался. Он успел поработать в европейском ритейле за границей и новый магазин «выстраивал» с начала его строительства. Часто я видел его в торговом зале. Причем, не с инспекцией подчиненных. Если он видел, что где-то товар сдвинулся или упала упаковка, не звал уборщицу или мерчендайзера, а сам устранял «прокол» в своем отлаженном до мелочей хозяйстве. И это было главным – его сотрудники старались во всем походить на него. Он оборудовал свой кабинет экраном и видеотехникой и сам проводил тренинги для персонала. Как-то я предложил ему свои услуги, но он вежливо уклонился. И, глядя на результат, я с уважением отнесся к его решению. Часто бывая в Москве, я не встречал супермаркета, в котором мне было бы так же уютно, как в нашем.

Видимо, просто ей тоже нужна была эта атмосфера маленького, но приличного современного города.

Филармония в Херсоне представляла собой обычное старинное здание, выкрашенное когда-то розовой краской и украшенное обычными же гипсовыми гирляндами цветов и гроздьями винограда. Посещалась она из рук вон плохо, но нас это устраивало, поскольку в зале всегда можно было выбрать удобное место, и иногда даже сиживать в ложах.

Но вот репертуар концертов и музыкантов просто поражал. В маленький Херсон иногда приезжали мировые знаменитости, о которых местная публика имела смутное представление. После их отъезда она тут же забывала их звучные имена, погружаясь в привычное фланирование по вечернему проспекту Ушакова. Насколько торжественно соблюдался ритуал-таинство вечерней прогулки в Херсоне, мне больше видеть не приходилось. Это было крейсерское следование в кильватере и фарватере встречных потоков по обеим сторонам проспекта – туда-сюда, сюда-туда и обратно…

Шли семидесятые годы – еще не застой, но предчувствие его.

Как-то в феврале мы с Геной взяли билеты на концерт итальянского скрипача Уто Уги. На афише было указано, что он является концертмейстером Нью-Йоркского и Филадельфийского оркестров.

На концерт собралось восемнадцать человек. Мы сидели в промороженном насквозь зале, не раздеваясь и сбившись в кучку – видимо, инстинктивно надеясь, что так будет теплее. Билетерши шепотом попросили нас рассесться в шахматном порядке, чтобы создать хотя бы видимость заполненности зала. Мы послушно расселись. В ложе за моей спиной стена была покрыта инеем.