Владимир Крючков: Душа души моей… Сборник флэш-рассказов

PS Теперь Юрик живет в Штатах и иногда мы переговариваемся с ним по скайпу. У него жена-американка и двое чудесных детей. Забавно, но про Куинджи я ему так ни разу и не напомнил. Да он бы и не вспомнил, как я думаю.

Меня всегда восхищали ценники в винных отделах супермаркетов. Нередко они воспроизводили название рейнских и пфальцских вин LIEBFRAUMILCH как «Молоко любимой женщины». Трудно представить себе того, кто стал бы доить любимую женщину, но бравых товароведов это не смущало – полки магазинов были уставлены этим чарующим напитком со слегка обескураживающим названием.

Впервые я столкнулся с ним в далеком теперь 1974-м году. Мы с Юриком работали в стройотряде под Можайском. Жили в вагончике в лесу, еду нам возили раз в три дня, у нас стояли два трактора и один экскаватор. Вечером трактористы и экскаваторщик уходили домой, а мы заводили мелкий ДТ-74 и он, чихая и фыркая, вез нас по освещенной луной дороге в соседнюю деревню за молоком. Как-то трактористы крепко запили. Мы их прогнали от греха подальше и работали на тракторах сами. Особенно мне нравился мощный Т-100 с болотными гусеницами, каждая шириной в метр. Когда я вел его по извилистому краю канала, приходилось время от времени хвататься за правый рычаг двумя руками, поскольку правый фрикцион стерся и трактор запросто мог свалиться в канал с 4-метровой высоты. В общем, впечатлений хватало.

Раз в неделю мы, заросшие и обгоревшие, являлись к командиру отряда, брали аванс и ехали в Москву развеяться. Обычно мы шли в ресторан гостиницы «Университетская», набирали всякой еды и ели ее ложками, отвыкнув от вилок и ножей. А запивали эту роскошь хорошим шампанским. Вдоволь насладившись свободой, вкусной едой и бездельем, мы выходили на шоссе, тормозили кого-нибудь и возвращались обратно. Подвозили нас в основном грузовики или «скорые».

В очередной раз официантка в ресторане замешкалась и сказала: – Шампанского нет, ребята, но у нас появилось новое немецкое вино – оно немного похоже на шампанское. Хотите?

Делать нечего, мы согласились. Она принесла литровую бутылку, открыла ее и налила соломенно-желтое вино в бокалы. Мы попробовали и… нам понравилось. Вино оказалось прохладным, умеренно сладким и слегка пощипывало язык. О шампанизированных винах мы тогда не слышали. Бутылку мы прикончили быстро и по привычке отправились «стрелять» скорую.

Это волшебное вино и было тем самым LIEBFRAUMILCH. Что оно переводится как «МОЛОКО БОГОМАТЕРИ» и является монастырским вином, мы вскоре разобрались и потом я не раз потешался над молоденькими кавистами, упрямо воспроизводившими первоначальную глупость машинного перевода. Да и что с них было взять, если они не слышали о цимлянских винах, а в то, что Массандра производит только десертные вина, верили с истовостью паломников. Услышав это, я задумчиво спрашивал: – А что же тогда я пил целое лето в Ялте?

Впрочем, все это было потом. А в тот вечер мы с Юриком впервые попробовали волшебный напиток немецких монахов, за что я им по сей день благодарен.

Колья для канала мы получали у Геры. Раз в неделю мы приезжали в низенький дощатый сарай, в котором стояли циркулярка и два верстака. Царил здесь Гера – сухой, скуластый крепко сбитый немногословный мужичок в сером суконном фартуке.

Гера брал нетолстый кругляк, аккуратно, по мерке, распиливал его на обрубки по метр двадцать, затем четырьмя точными движениями заострял их с одной стороны и сбрасывал в штабель. Звуковое сопровождение этого процесса требует отдельного описания.

Пиля кругляк, Гера быстро приговаривал: – Ёптыть, ёптыть.

Обрезая концы кольев, он приговаривал: – Е*ёныть, е*ёныть.

Набрав штабель, он со вкусом говорил: – Ё* твою мать.

И, закончив всю работу, вздыхал: – Е*ить твою мааааать.

У Геры в сарайчике твердо обосновалась местная мужская общественность, соблюдавшая жесткий регламент, наподобие «аглицкого клоба». Думаю, строгость этих нравов одобрил бы сам Петр Яковлевич Чаадаев. Время от времени на улице тормозил грузовик, водитель сбрасывал в пыль мешок то картошки, то огурцов, торопливо кричал: – Гера, запиши на меня, – и быстро уезжал дальше. Время от времени заходили тихие сиреневые мужички, принося – кто буханку хлеба, кто бутылку водки, кто три огурца (пока кобра спит) и все это Гера аккуратно записывал в большую тетрадь, вроде бухгалтерской. Апофеозом этой деятельности являлись негромкие общие посиделки на накопленные средства.