Владислав Блонье - На волне

– Вицин, ваша реплика неконструктивна, – заметила Инга Петровна. – А у вас, Маканин, претензии ко мне, к авторам учебника или к окружающей действительности?

– Ему другой глобус надо! – не унимался Вицин. – Где одни рукопожатые со светлыми лицами. А то в России одни нетолерантные ватники вокруг. И совестливых геев в Гулаг сажают…

– Минуту тишины! – повысила голос Инга Петровна. – Маканин полагает, что учебник содержит некорректные сведения о российской действительности. А Вицин придерживается противоположной точки зрения. Отлично. На следующем уроке каждый из вас выступит с пятиминутным докладом, затем у вас будет десять минут на дискуссию. Для Вицина и Маканина это будет зачёт, если, конечно, они будут достаточно убедительны. Остальные выступят в качестве экспертов. Эксперты тоже могут получить зачёт, но это будет зависеть от их активности и компетентности…

…М-да. Здесь, конечно, никто не станет проводить зачёт в форме диспута. Тот же Вицин: он больше отыгрывал «простого пацанчика с народа», чем являлся таким. На здешнем фоне он выглядел бы интеллигентом. Точнее, интеллигентишкой. Тут словосочетание «социальный анализ» вызывает тихое гыгыканье… причём больше всех изображают весёлость чуханы, которые показывают, какие они крутые и испорченные.

Размышляя о том о сём, Лиза заполняла двойной листок привычными формулировками. Когда прозвенел звонок и «обществознанец» велел сдавать работы, она уже минут пять как закончила.

Буря грянула в пятницу.

В этот день обществознание было третьим уроком. Подойдя к своей парте, за которой она обычно сидела одна – с первого дня между ней и одноклассниками пролегла полоса отчуждения, отчего она не очень-то страдала – Лиза увидела, как там раскладывает вещи незнакомая девчонка.

Новая соседка была небольшого роста, худенькая, с бесцветными волосами, забранными в «конский хвост», и в очках («Наверное, её тут чморят по-чёрному, – подумала Лиза. – Быдлотень очкариков не жалует. Вот щщастьице привалило, с чмошницей стол делить…»). Косметикой девушка не злоупотребляла. То есть не употребляла её совсем. На ней был простой джинсовый костюм; единственная яркая черта – брендовые кроссовки.

– Кто сидел на моём стуле? – осведомилась Лиза.

– О, привет. Так это ты новенькая? – спросила незнакомка.

Судя по голосу, слово «чмо» она знала применительно к другим, но не к себе. В новой соседке не было ничего от забитой омега-самочки.

– Ну, типа того. – Лиза поставила рюкзачок на парту. – Только я тебя что-то раньше не видела.

– А я к родичам уезжала, только сегодня вернулась, – просто ответила девчонка. – Читала, кстати, что о тебе наши тэпэшки в группе класса писали! – она ухмыльнулась.

– И как? Интересно? – немного враждебно поинтересовалась Лиза. Она заглянула в группу класса в первый или второй день учёбы на новом месте, но побыстрее вышла и испытала импульсивное желание помыть руки, глаза и мозги с мылом. Коктейль из инфантилизма, быдлячества и розовых соплей вызывал у неё почти физическую тошноту.

– Ну, если хотя бы половина правды… Ладно. Потом пообщаемся, а то уже лысенький прикатился.

«Лысенький» пришёл вдоль доски, держа в руке пачку исписанных тетрадных листов, встал возле стола и постучал перстнем о его поверхность. Он стучал до тех пор, пока в классе не воцарилась относительная тишина. Лицо учителя выражало мрачную сосредоточенность.

– П’овехил я ваши хаботы, – сказал он. – У половины в головах девственная пустота. Но это не самое худшее.

Он достал из пачки листок, в котором Лиза узнала свою работу.

– Огохчила ты меня, Нист’атова. Очень огохчила. Вп’очем, я всегда знал, что из так называемых элита’ных гимназий выходят люди, насквозь п’опитанные либе’альной за’азой… Тихо! – прикрикнул он, потому что, услышав про «заразу», ученики принялись хихикать и перешёптываться.

– У меня всё правильно! – твёрдо ответила Лиза, стараясь глядеть прямо в карие раскосые глаза «консехватоха». Этому мешали бликующие стёкла очков. – Когда я закончила работу, я сфотографировала её на телефон и дома проверила по учебнику. Даже если бы я списывала, я бы не могла написать лучше…

– Вот оно! – воскликнул «обществознанец». – Вы там настолько хазвхащены, что вам хватает наглости воз’ажать учителю. Учителю! В ста’ые вйемена учителя почитали как отца и не смели ему пейечить! Понятно, откуда у тебя в башке это деймо п’о пйиойитет свободы! Молчать! – это относилось к Лизиным соученикам, которые изощрялись в остроумии, комментируя «дерьмо в башке Нистратихи».