Хельга Лайс - Полет на бумажном самолете

Питер, конечно, не любил заниматься подобным бахвальством, но вынужденно прибег к такому варианту, рассчитывая, что его примут за вредного старика, хоть и бесхитростного, и к нему больше не возникнут вопросы со всеми этими неожиданными визитами.

– Я и мой напарник просим у вас прощения за столь обременяющее беспокойство, сами понимаете, не наша воля, а долг государственной важности, всего Вам доброго и не болейте! – Улыбнулся тот, кто взял на себя обязанность чесать языком. Второй по-прежнему не менялся в лице, пока его не пнули локтем в бок, и тому пришлось обнажить свои зубы. «Лучше не улыбался, таким волчьим оскалом только пугать» – не без тени раздражения подумал Питер. И тут же в его венах застыла кровь: послышался глухой звук чихания, что не могло привлечь внимание агентов.

– Кто это у вас там шумит?

Питер судорожно сглотнул слюну, прежде чем пробормотать как можно более сердито:

– Да псина моя дурная чихает!

Те сунули свои головы в дом, осматривая внутреннюю обстановку. Заметив Дагги под столом, додумавшего положить лапу себе на нос, не могли найти хоть малейшую причину сомневаться в словах старого вояки.

– Еще раз просим прощения, за сим мы откланиваемся. Всего доброго!

Питер следил за ними, стоя на пороге, до тех пор, пока их машина с затемненными стеклами не скрылась из виду.

– Кажется, пронесло. – Пробормотал он, спеша убрать стол с дверцы в подвал. Мальчик сидел, уставившись в стену напротив.

– Ну, что ты там задумался, вылезай.

Когда Питер закрывал дверцу, почувствовал, что за ним наблюдает пара зеленых глаз. Их обладатель сидел на табуретке, скрестив руки на груди.

– Кстати, меня зовут Питер, а тебя-то как зовут?

Но вместо того, чтобы назвать свое имя, мальчик задумался, и потом растерянно ответил: «Не знаю, не помню».

– Как это не помнишь? Все помнят свое имя, ну, конечно, кроме тех, кого настигает очень плохая болячка, но и то, это случается чаще с людьми моего возраста и старше.

– Да не помню я! – Вскочив с табуретки, мальчик бросился к своей постели, едва не впадая в истерику.

– Ну чего ты так нервничаешь? Мне же надо как-то тебя называть. Не «Эй, ты!» же, в самом деле.

– Я не знаю, не могу, у меня болит голова!

Питер вспомнил, что не ощупывал несчастного парнишку, чтобы проверить у него наличие возможных травм, а ведь могло быть место амнезии именно из-за сотрясения мозга: в падающем самолете всякое могла влететь в голову, нанося физический ущерб. Иначе с чего бы мальчику терять сознание, а уж тем более, память? Не от испуга же?

– Дай-ка я потрогаю твою голову, не бойся, я постараюсь не причинить тебе боль.

К его удивлению, по отношению к его словам и дальнейшим действиям не было оказано хоть малейшее возражение. Аккуратно запустив пальцы в волосы, Питер аккуратно ощупывал голову. Так и есть: на макушке проступала небольшая шишка. Видимо, и правда, прилетело в голову чей-то ручной кладью во время падения, хотя Питер слабо себе представлял такую возможность, ведь у кресел высокая спинка. Разве что его специально стукнули…

– Тебя что-то еще беспокоит кроме боли?

– Немного тошнит, и все.

Питер мысленно ругнулся в свой адрес. Так некстати оказался его аскетичный образ жизни, ведь можно было бы для начала приложить к ушибленному месту компресс со льдом. Да и из аптечки были такие лекарства, которые обычно пьют пожилые люди.

– Ладно, ты ложись и не вставай, тебе надо полежать, пока не пройдет головная боль и тошнота. И вновь беспрекословное послушание. Питер встал возле него, явно терзаемый целым ворохом вопросов.

– Поскольку, ты не помнишь своего имени, то придется временно называть тебя хоть как-то. Джерри, Чарли… Как тебе Арчи?

– Арчи… Мне нравится, можно Арчи, да.

– Ну и славно! Отдыхай, вечером я съезжу за чем-нибудь вкусненьким.

«Арчи» улыбнулся впервые той улыбкой, которая греет сердце, даже самое черствое аки засохший хлеб. И тут Питер впервые пожалел, что не завел детей. Нет, Марию он любил всем сердцем, и нисколько не жалел о той клятве, что давал перед алтарем. И ему на самом деле никогда не приходили мысли в голову о том, чтобы как-то решить этот вопрос, взять хотя бы чужого и покинутого на усыновление, чтобы как-то компенсировать невозможность иметь свою родную плоть. Нет, не было осознанной нужды в детских голосах и объятиях.

– О чем думаете, Питер?

– Да так, пустяки. Ты забыл только свое имя? Сморщив носик, Арчи усиленно думал, затем сказал: «Не знаю».