Герберт Грёз - Зов неизвестности

– Но это же прошлый век!

– Да, к сожалению, сейчас таких уже не делают… Ладно, а вы, я смотрю, куда более квалифицированный пилот?

– Приходится, – кивнул я. – Так, куда ехать?

– Направо, – сказал Берт. – И теперь пилить и пилить…

Тихая дорога, то скрывавшаяся в перелесках, то выбиравшаяся на поля, захваченные холодными ветрами, делилась со мной своими тоскливыми чувствами и безрадостными наблюдениями. Осень давно превратила окружающие красоты в галерею темных и мрачных пейзажей, и то, что пасмурная ночь скрывала большинство из них, было даже к лучшему.

Берт молчал, покуривая свою индейскую трубку, и смотрел куда-то очень далеко, словно в другую вселенную. Свет фар, отражаясь от дорожных знаков, изредка сверкал на его очках тонкими бликами. И в который раз я задал себе вопрос о том, правильно ли я делаю, что еду черт знает куда черт знает с кем, а главное – черт знает зачем?

Через некоторое время от монотонного пути меня начало клонить в сон, и я пожаловался Берту.

– Отдохните минут пятнадцать-двадцать, – посоветовал он. – Даже легкой дремы в течение четверти часа хватит, чтобы вновь набраться бодрости.

– Ну не знаю, – ответил я. – Лучше бы поскорее добраться.

– Воля ваша, – пожал плечами Берт. – Но я бы поступил именно так.

Впрочем, уже совсем скоро мы проехали табличку с названием нужного нам места, поэтому необходимость в отдыхе на обочине отпала.

– Так, – оживился мой спутник. – Теперь нам надо… кажется, туда. Ох нет, наоборот, налево. Himmeldonnerwetter, я бывал здесь только днем, и совсем не знаю, где же этот его дом… И подсказать-то некому – деревня словно вымерла.

– В это время местные давно спят.

– Да уж… Урожай собран и делать решительно нечего. Ладно, напрягу память.

Память Берта напрягаться не особо желала, поэтому мы проплутали по деревне не меньше получаса, прежде чем остановились около высокого деревянного строения, скрывавшегося за металлическим забором.

– Вот! Все-таки я не до конца поражен топографическим кретинизмом, – Берт самодовольно потер руки. – Прошу вас, Виктор, спешиваемся и привязываем коня. Мы прибыли!

Внутри дома оказалось прохладно и не особо уютно. Он был не очень-то похож на жилое помещение, скорее это было что-то вроде студии, совмещенной с кунсткамерой и складом антиквариата. Зал скрывался в хаосе, состоящем из наваленных мольбертов, разбросанных коробок и ящичков, каких-то безделушек и непонятного вида инструментов.

– Да, здесь мало что изменилось со времени моего последнего визита… – тихо проговорил Берт. – Все такая же прелестная обстановка, сопутствующая всякому творчеству. А, вот и диван, тот самый.

– Знаменитый?

– О да. Он запечатлен на единственной работе старого Карла, которую можно отнести к семейным портретам. Правда, он не хотел творить этот шедевр, но моя кузина настояла.

– Он написал ее?

– Да, написал… Голую, как прибрежная галька. Зачем ей это понадобилось, понять не могу. Впрочем, женщины, что с них возьмешь… То скрывают свою истинную внешность за нарисованными масками и нелепыми одеждами, то готовы эти самые одежды сбросить к чертям, и, что удивительно, и то и другое они искренне считают красивым.

– Дело в соответствии обстоятельствам, – ответил я. – Когда ведь как лучше.

– Ах, вы знаток женщин? Понимаю, хотя и не очень. У меня была жена, но она умудрилась за год совместной жизни наговорить мне столько гадостей, что подели я их между всеми своими врагами, каждый бы оказался заслуживающим смерти на дуэли. Поэтому я как-то с тех пор против проживания под одной крышей с этими особами в такого рода отношениях. А вы?

– Я никогда не был женат, – сказал я. – Времени не было на личную жизнь.

– О, тогда вы становитесь потенциальной жертвой моей кузины. Той самой, что возлежала здесь, воображая себя Афродитой, или кем там еще. Даже и не знаю, знакомить вас с ней или все же не стоит. Ладно, это дело не требует сейчас внимания с нашей стороны. Надо найти альбом!

Пока Берт шарил по ящикам и комодам, я совершил небольшую экскурсию по дому покойного художника Карла. Кое-где на стенах висели полотна с изображениями каких-то причудливых развалин. На каждом из них стояла подпись, сделанная тонким росчерком кисти: «K. Stolz».

– Кстати, Берт, а какая у вас фамилия?

– Рамирес, – отозвался он из другой комнаты. – Но подписываюсь я Штольцем, как и этот мой дядюшка. Вы ведь поэтому спросили, увидев картины?

– Ну да, – крикнул я в ответ, невольно удивившись проницательности моего нового друга. И одновременно его необычности. – Вы и впрямь космополит.