Дарья Гущина-Валикова - Не путать с Доминиканской Республикой. Повести и рассказы

По территории, однако, – почти Москва. Тропические леса, вулканы и водопады. Там, где их нет – плантации. Но много ли наживёшь, вывозя бананы и прочие цитрусы, ну, кофе-какао, ваниль да кокосы, ну, соки и ром, ну сигары да мыло?.. Правда, ещё там есть пемза и известняк. И древесина. И туристы. И всё равно не разгуляешься – по логике-то вещей. Однако, один из последних справочников, обвинив премьер-министра в проведении консервативного проамериканского курса, далее сквозь зубы вынужден был признать, что темпы экономического развития на острове «удалось несколько повысить», безработицу сократить и инфляцию замедлить. А раз уж такое признание состоялось, то видать и впрямь у них там утвердилось стабильное благополучие, а может быть, по местным меркам, – даже и благоденствие!..

А вот в Мытищах, со всем его машино- да приборостроением, художественным литьём и прочей серьёзной индустрией ни благоденствия, ни даже благополучия не прибавлялось. Нет, – годы, конечно, шли, и времена менялись, и усилиями разъярённой общественности вроде даже удалось отбатариться от огромной ТЭЦ, которую для полного счастья намеревались городу воздвигнуть, и вот уже взметнулись над демонстрациями транспаранты: «Каждому члену Политбюро – отдельную двухкомнатную квартиру в Мытищах!»… Словом, всё это, конечно, имело место, и Вера ставила подписи под петициями, и добросовестно вчитывалась в предвыборные платформы кандидатов, но в душе своей прекрасно понимала, что ничто в её жизни уже всерьёз не изменится. Никуда не исчезнет её врождённая робость перед каждой на свете продавщицей и каждым на свете водопроводчиком, и никогда ей не пройтись в росе по своему саду, пробудившись от гомона птиц, а пробуждаться ей суждено всегда от грохота ящиков, выгружаемых в мрачный магазин в доме напротив, и не увидать, ох не увидать неба в алмазах, а лицезреть каждый божий день в мутные окна электрички лишь свалки по краям дорог (о, Вера твёрдо знала – перевернись страна и мир хоть десять раз подряд, уж они-то останутся на своих местах и всех, всех переживут!)…

Так и пройдут земные годы, а под занавес ей наверняка будет устроен филиал преисподней – районная больница, и похоронят её, должно быть, рядом с несчастной матерью на местном городском кладбище, где крадут цветы и где существует нескончаемая очередь на установку могильных плит (да и найдётся ли ещё кому в ней стоять?). И, уж конечно, ни разу в жизни не доведётся ей взять билет на самолёт и отправиться на заветный остров – да хотя б, чёрт побери, для того, чтобы убедиться: свалок и там предостаточно!! (Да, свалок и там предостаточно, подсказывал внутренний голос, но ведь, если подумать, свалки в тропиках, небось, столь ярки и живописны, что они должны становиться одной из составляющих щедрого пейзажа и ничуть не угнетать своей неприглядностью, как здесь, на Севере… Рассказывала же что-то подобное её тётка о Югославии?).

Зато эта самая Доминика принадлежала тут только ей, Вере. Ну кто ещё из соотечественников смог бы сказать о ней что-либо вразумительное? Ну, десяток —другой хмырей из какого-нибудь этнографического института при Академии наук, ну там, какой-нибудь международник, специалист по Карибам; ну, может (страна большая, чудиков много) пара школьников, свихнувшихся на географии… Но разве кто-нибудь из них способен с закрытыми глазами нарисовать точный контур острова? Разве кому-нибудь хоть однажды могла присниться никогда не видимая дорога из Розо в Портсмут? Разве кого-нибудь могла так манить и тайно согревать этот дальний и никчёмный, по мировым масштабам, кусочек земли, как одинокую девушку из Мытищ Московской области?..

И вот однажды она сидела на работе, смотрела в окно и пила чай с Марьей Петровной да Нинкой, как вдруг неожиданно влетела Светка из соседнего отдела, и все разом воскликнули:

– О, уже вернулась?!

Светка была девчонкой взбалмошной, но все её ценили за непосредственность: что на уме, то и на языке. Светка вернулась из Америки, куда вышла замуж её старшая сестра. Эту её первую туда поездку все заранее переживали чуть ли не год: сочувствовали Светкиным мытарствам с бумагами, гадали, выпустят ли её в конце концов, а также заверяли, что готовы выделить ей самые серьёзные суммы из кассы взаимопомощи.

Последнее, впрочем, было бы излишним: родственнички оплатили ей буквально всё. Потому что невероятно, но факт: этот Питер, мямля в очках, дурак дураком, пять слов по-русски – оказался натуральным миллионером! Точнее, сыном миллионера. Его папаша у себя в Техасе не то владелец, не то – хрен его знает! – совладелец какой-то там нефтехимической компании. И чего-то там ещё. Сынок же к позапрошлому году закончил, наконец, школу бизнеса, и вошёл в папашино дело, и уже теперь он богатенький вполне самостоятельно, не считая будущего наследства. А ведь в Москве всё прикидывался, заверял посредством Галкиного перевода рыдающих предков, что он – простой студент, прирабатывает на бензоколонке, но всего непременно добьётся сам, и дочь их ни в чём нуждаться не будет. И вот, впрямь, – трёх лет не прошло, как добился, и пригласил свою бедную родственницу, свояченицу Светку к ним в Хьюстон на месяц, да ещё с поездкой в уик-энд на Гавайи, – и за всё, как было сказано, уплачено вперёд!