Однако, изнемогшая от всей этой несказанности душа уже требовала остановиться, опуститься на твёрдую поверхность и оглядеться окрест. Но куда же, где же именно?
И вот, как-то дождливым поздним вечером она который раз разглядывала под лампой тесное Карибское море, скользя взглядом по продолговатой ящирице-Кубе, этому прибежищу последних романтиков, по весёлой Ямайке-Джамайке, которую ещё в семнадцатом веке покарал Господь, наслав чудовищное землетрясение на нечестивый пиратский город Порт-Ройял, что ныне, как ни в чём ни бывало, значился, давным-давно вновь отстроенный, вторым по величине; затем по удручающей Гаити с Доминиканской Республикой, где, кажется, похоронен Колумб с чадами и домочадцами; по американизированному Пуэрто-Рико, по Виргинским островам с их городками старо-датской архитектуры, утопающими в пальмах и лаврах, и по островам Антильским, где в тех же пальмах утопали уже староголландские домики, церкви и крепости… Она даже отыскала крохотный остров Невис, где, как рассказывают, любители подводного плаванья до сих пор слышат звон раскачиваемых волнами колоколов города Джеймстауна, погрузившегося три века тому назад в пучину морскую – тоже, видать, за какие-то грехи… Но куда же всё-таки податься, на чём, наконец, успокоиться?
Барбадос с его «барбудос» – бородатыми эпифитами, обвивающими деревья до самой земли, полным отсутствием хищников и змей и сплошной грамотностью населения был чересчур, неправдоподобно прекрасен; Тринидад и Тобаго, где местные жители уверяют, будто именно у них куковал Робинзон Крузо, являли собой уже более земное государство, и это было замечательно, однако наличие такого невероятного полезного ископаемого, как природный асфальт, а также обилие нефтяных вышек и химических заводов, должно быть, загромождали диковинный пейзаж, – и избаловавшаяся Вера после некоторых колебаний отринула и их тоже…
И вот тут-то, между бабочкой Гваделупы и Мартиникой, французской колонией с её памятником местной уроженке Жозефине, несчастной супруге Наполеона, она наткнулась-таки на один маленький островок – незаметный, затерянный, недавно без особого шума получивший независимость.
Назывался он Доминикой, что порождало мелкие недоразумения даже среди подкованных – как-то позднее Вера не без злорадства отметила, что его перепутали с Доминиканской Республикой аж в передаче «Сегодня в мире». Островок, кажется, вполне устраивало полуанонимное пребывание в тени своей куда более мощной тёзки; в специальных изданиях ему редко отводилось больше двадцати-тридцати строчек. Но, кто знает – быть может, настоящая-то жизнь и бывает в самой глухой провинции, в том числе и на таких вот островках? Чем дальше, тем больше Вера проникалась таким подозрением.
…Судя по всему, это и впрямь было славное местечко. Несмотря на то, что маленькое государство считалось англоязычным (бывшая Владычица морей лишь недавно, сочтя островок совершеннолетним, разжала пальцы на шкирке и отпустила его в самостоятельное барахтанье), местные чернокожие и мулаты предпочитали говорить на языке патуа – то есть французском с добавлением английских и испанских словечек. А французский колорит – это ведь ни с чем несравнимый колорит! Даже местная столица, кстати, именовалось французским словом Розо, что означало тростник, – чьи заросли, должно быть, её обрамляли.
Этот самый городок Розо был, по всей видимости, столь мал, что даже отсутствовал в Большом энциклопедическом словаре между «розничными ценами» и «Розовым Виктором Сергеевичем, современным советским драматургом». Однако Вера сообразила, что он должен быть по преимуществу одноэтажным, а потому, будь в нём всего двадцать или даже десять тысяч тысяч жителей (сведения на сей счёт были разноречивы), – территория его наверняка никак не меньше Мытищ. Вот только вместо вокзала там – гавань и порт, вместо «Химволокна» – какой-нибудь помпезный дворец бывшего губернатора, а вместо подъёмных кранов высятся силуэты католических соборов… И склоны зелёных гор под ярчайшей синью, и взбирающиеся по этим склонам домишки, чьи замшелые черепичные крыши едва видны из-за зарослей бамбука, лиан и орхидей (вот бы, кстати, узнать, – каковы они из себя, эти заросли орхидей?)…
Конечно же, улицы в центре тесные, невыносимо знойные и одуряюще пёстрые. Лавки индийцев. Лавки китайцев. Лавки арабов. Местные разноцветные мальчишки, пристающие с чепуховыми сувенирами к только что прибывшим на белых яхтах и пароходах транзитным американским туристам, чьи голоса так пронзительны, что хорошо различимы среди уличного гама, а короткие шорты обнажают омерзительно бледные ноги…
Читать дальше