Меж тем чаровница ударила одним сафьяновым сапожком о другой, сбивая налипший снег, и опять скрылась.
«Ведьма, да и только! Лишь исчадье ада может быть так очаровательно и плутовато», – подумалось Василию, и он непроизвольно осенил себя крестом.
Задрал голову, и ему показалось, что из трубы вылетела тень и с сатанинским хохотом пронеслась над зубчатой стеной. Тьфу ты, наваждение какое-то, наслушался Шишки, теперь мерещится невесть что. Тряхнул головой, и все исчезло.
На следующий день по случаю Крещения Господня в реке Иордан Витовт давал пир. Пригласил на него и московского гостя. Религия являлась основой мировоззрения, и церковные праздники отмечали неукоснительно с благочестием и благоговением.
Луцкий князь воспитывался совсем по-иному, чем его православные подданные. Сперва его опекали языческие жрецы – креве, как называли их балтийские народы, а потом учил православный духовник жены. Во время бегства в Орден Витовта наставляли в вере католические капелланы. Тогда он недурно освоил нижненемецкий диалект и иногда примешивал к речи латинские фразы, чем поражал гостей с Запада. Внешне луцкий князь так же отличался от своих подданных: стриг голову на западноевропейский манер и брил лицо, хотя в Великом Литовском княжестве все – от высшей знати до простых холопов – носили бороды. Еще одна странность: он не любил ни охот, ни хмельных пиров, а в обращении с людьми держался довольно сдержанно, если не сказать холодно. С возрастом Витовт смирил свой нрав до неузнаваемости. Стал осторожен, скрытен и жесток. Ему мерещилось, что все стараются обмануть и провести его.
Пир проходил на втором этаже Владычной башни, названной так потому, что деньги на нее дал епископ Арсений. Стены залы украшали оружие, щиты и доспехи, как литовские, так и трофейные: орденские, русские, польские, татарские. Василия усадили недалеко от хозяина замка. Рассматривая собравшихся за столом приближенных, княжич неожиданно узрел среди прочих свое «привидение», но на сей раз в темно-зеленом платье, вытканном желтыми узорами. От ее вида сердце княжича затрепетало и стало трудно дышать. Рядом с ней сидела княгиня Анна Святославовна, жена Витовта.
Наконец, Василий, указав на незнакомку, спросил у услужливого ласкового холопа, подносившего крепкое забористое пиво: – Кто такая?
– Княжна Софья Витовтовна, – понизив голос, молвил тот с поклоном.
Его слова отдались в душе княжича сладким перезвоном, словно кто-то опять тряхнул невидимый серебряный бубенчик: «Со-фья, Со-фья». Динь-динь-динь…
«Хороша!» – подумал, украдкой разглядывая дочь Витовта: пухлые губы, светлые пшеничные волосы, заплетенные в толстую косу, и правильный овал лица. Один только недостаток – прямой длинный нос мог не всем прийтись по вкусу, однако княжичу он казался в самый раз, более того – восхитительным.
Заметив его взгляд, Софья заговорщицки подмигнула ему – или это только показалось? – опустила глаза и выплыла из залы. Неодолимый соблазн охватил Василия. Залпом осушил кубок и последовал за ней какой-то нервозной подпрыгивающей походкой, словно щенок, бегущий за матерью-сукой. Думал, что никто не обратил на него внимания, но ошибся: некоторые сидящие за столом проследили за ним взглядом и понимающе опустили глаза.
На узкой винтовой лестнице удобной для защиты башни от противника, а не о для любовных свиданий, Василий догнал княжну и бесцеремонно схватил за руку:
– Постой…
– Ну что тебе еще, изверг?
Не ответил, развернул ее к себе за плечи и неумело, по-мальчишески впился в сочные девичьи губы, будто печать поставил «моё!» Ее рот показался ему слаще клеверного меда, от чего голова пошла кругом и он привалился к стене.
– Ошалел, что ли?! – вытирая широким рукавом платья рот, сказала без злобы, будто ожидала нечто подобного.
– Иди за меня замуж!
– Еще чего?! Полоумный! – ответила, но глаза у нее вспыхнули и засияли странным блеском. Тем не менее, ответила совсем не так, как он втайне ожидал. – Твоя наглость граничит с дерзостью безумца. Да и с какой стати ты мне предлагаешь такое?!
– Все равно добьюсь твоей руки во что бы то ни стало.
– Ну-ну… Посмотрим, хватит ли у тебя настойчивости и смелости для этого или ты лишь со мной так боек, а с батюшкой, думаю, поостережешься чепуху молоть, – молвила Софья, усмехаясь.
– Вот увидишь…
– Ну-ну, – повернулась, ненароком коснувшись ухажера широким рукавом платья, вернулась в залу.
Читать дальше