Любовь Шапиро - Оборотная сторона холста

Мне так не повезло. Мои любимые и родные ушли рано.

Я сидела над рисунком и думала о том, что я помню о них. Какие события их жизни остались и застряли в моей памяти?

Над моей кроватью висит фотография мамы, где ей девятнадцать лет. Тоже случайно уцелевшей в мясорубке моей судьбы. На снимке она очень красива и явно счастлива. На лице молодой женщины не дежурная улыбка, а выражение полного неподдельного счастья и веры, что всё будет очень хорошо.

Я посмотрела на портрет и поняла, что хочу попасть к ним туда. Нет, не на тот свет. Хочу оказаться в их компании. Стремлюсь услышать их рассказы, раскрыть их тайны, которые они, в отличие от нас, умели хранить и не отягощать нас своими проблемами.

Я на время постараюсь войти в ту атмосферу и те истории, которые слышала и не по одному разу. Некоторые из них поразили меня до глубины души. Хочется поделиться ими и со своими детьми и с теми, кто идет за нами, чтобы и они могли найти ответы на многие вопросы, которые встанут перед ними. Без сопричастности с прошлым – мы никто. Мы лишь звено, которое соединяет предшествующее с будущим.

Написав эти несколько ностальгических строк, я встала из-за стола и пошла печь пирог, с трудом додумывая рецепт.

Пирог получился. Мои дети радовались и удивлялись, такого пирога они никогда не ели, хотя уже давно могут, есть и пить всё, что им по нраву.

Я смотрела на Юру и Машу и думала, стоит ли оставлять им в наследство ношу, которую несла я, нужно посвящать их в превратности моей любви, захотят ли они меня понять и простить за нечестные поступки и хитрости, на которые я пошла, чтобы выжить. Не решат ли они, что я отдавала им меньше тепла и внимания, потому что всю жизнь страдала по тому, далеко живущему, но столь любимому человеку. Но мне хотелось, чтобы мои дети знали историю нашей семьи и приняли мою любовь и поверили мне. Я мало с ними разговаривала на различные темы. Сейчас пришло время…

Прочитав последние строки первых двух страниц, я подумала, что у меня тоже подошел момент, когда нужно разобрать вещи в квартире, просмотреть картины отца. Какие-то я оставлю себе, некоторые отдам в музей. Мне уже звонили оттуда. Отец мой не стал первой величиной в живописи. Но все, кто что-нибудь понимал в ней, говорили, что после его смерти, отца обязательно объявят гордостью нашего искусства, и картины будут пользоваться большим спросом.

Оглядевшись по сторонам, я была обескуражена. Полотна и маленькие рисунки валялись, как попало. Я не могла себе представить, что мой отец взял и раскидал свою жизнь. Главное для чего?

Последние недели его жизни были очень грустные и даже страшные, хотя, как всегда, папа молчал. Только почти всё время проводил в мастерской. Когда же я предлагала ему помощь… Я боялась за него. Пыталась приносить ему таблетки и еду. Он поджимал губы и отмахивался от меня, не давая даже подняться на последнюю ступеньку. Почему?

В растерянности, постояв несколько минут, я начала разбирать завал. Старалась разобрать полотна по темам, размерам, годам. Отдельно отложила листы с набросками, с рисунками, шаржи. Руки стали уставать. Я протирала каждую картину и, поднося к маленькому окошку мансарды, пристально рассматривала, что изображено на ней. Одна из картин выпала у меня из рук, и холст вырвался из рамы. Зажмурив глаза, я боялась взглянуть, что стало с произведением искусства, над которым папа корпел довольно долго. Наконец, открыв глаза, я подняла разломанную раму. Она тоже была очень ценная. Дедушка делал её своими руками. Возможно, её всё же восстановят. Затем взяла картину, гвоздики в подрамнике проржавели и холст отделился помимо моей воли. Температура в мастерской была неподобающей. Я винила себя. Об этом я совсем не думала. Этими «мелочами» занималась мама. Когда её не стало, отец старался следить. Итак, в моих руках был холст, на котором был изображён осенний пейзаж. Очень нежный. Все деревья на нём – несколько наклонены, словно в раздумье – цвести ещё или прощаться с листвой и преклониться перед наступающими холодами. Наверное, картина была написана давно. Я помню, как мама говорила, что Юрий, наконец, закончил свою «нетленку». Они долго сидели в мастерской, а потом мама вылетела из мансарды, скатилась с лестницы и вылетела на улицу. Тогда были живы ещё бабушка с дедушкой, которые сжались, словно боясь бомбежки. Они всю жизнь, сколько я их помню, содрогались и скукоживались от громких голосов или от резких движений. Они не могли забыть войны.