Ирина Гаюнова - Сердца над бездной. Историческая повесть

Надо сказать, что изгнанные семьи, на протяжении всего времени ссылок, начиная с 1930 года, не могут смириться со своим положением. Постоянно происходят побеги. Убегают из мест заключения целыми семьями, при этом многие скрываются, а многие возвращают к месту жительства только жён и детей, в надежде, что без главы семьи обратно семьи посылать в ссылку не будут. Некоторые предпринимают попытки разводов с жёнами, с одновременным заключением брака их с батраками, и бедняками. Раздают своих детей в приёмные семьи. После 1938 года передаются полномочия от комендатур исполнительным комитетам, ослабляется режим, снимается со спецучёта молодёжь до 18 лет.

С мая 1934 года по декабрь 1940 года именно на территории Знаменского района находился этот страшный лагерь смерти. Об этом говорят сухие строки из краткой истории Знаменского района: «в мае 1934 года был восстановлен Знаменский район, из оставшейся территории, ликвидированного Тарского округа Западно-Сибирского края». Куда вошёл и Васисский район, где и располагалась комендатура. «В июле 1934 года в Знаменский район Тарского округа передана расположенная по течению реки Ягыл-Яг территория Каргасокского района Нарымского округа».

Режим спецпоселения был снят в 1947 году, часть поселенцев была принудительно выселена в соседние деревни. Дата закрытия комендатуры неизвестна, последние документы датированы 1947 годом. Смертность в те годы в 4—5 раз превышала рождаемость. Мы не знаем, сколько русского народа полегло в этих болотах, но думается, что очень много, поскольку целых семнадцать лет вплоть до 1947 года гнали сюда людей со всей России.

В Предисловии использованы работы: Красильникова С. А.

«Серп и Молох. Крестьянская ссылка в Западной Сибири », Данилова А. А. «История государства и народов России XX века», Демешкина В. А. «Спецпереселенцы комендатур ОГПУ в Нарыме (1930 г.)», В. Макшеева « Спецы. исследование». В. Н. Уйманов « Ликвидация и реабилитация: политические репрессии в Западной Сибири в системе большевистской власти (конец 1919—1941 г.) В.Н.Уйманов « Спецпереселенцы в системе сибирского итл (сиблага) ОГПУ-НКВД в 1930 —х годах».

«Тише! тише!» – толкаясь локтями и прикладывая палец к губам, старшая сестра Альма указывала глазами на чужих грязных и оборванных людей, случайно постучавшихся поздно вечером в их дом. Ребятишки сразу забрались на печь, и с нескрываемым любопытством и страхом поглядывали на чужих. Эти пришлые были не похожи на деревенских из соседней деревни Егоровка, которая располагалась примерно в полукилометре от их единоличного хутора.

Таких хуторов было немало в их стороне, где семьями селились в начале двадцатого века в поисках лучшей крестьянской доли латышские семьи. Раскорчёвывали лес, освобождая земли под поля. Распахивали их, устраивали нехитрое, по тем временах, жильё на первое время и обживали суровый, своенравный край, называющийся Сибирью. Матильда Андреевна Предэ (в девичестве Гульбис), так звали мать шестилетней Ольги, самой младшей из 13 детей, дожившей до наших времён и рассказавшей эту историю, не смогла закрыть дверь перед внезапно возникшими измождёнными людьми. Поколебавшись доли секунды, не задумываясь о будущем, впустила их на ночь.

Семь месяцев назад, в феврале 1938 года, забрали единственного кормильца, мужа Фёдора Эвальтовича. Не угасала у Матильды душевная рана дорогой потери, и в ночь, когда изгнанники остались на ночлег, её мучили сомнения, правильно ли она поступила, впустив их в дом, полный малыми детьми. В душе женщина молилась в надежде, чтоб никто не увидел, как беглые с Кулая постучались и вошли в их избу. Матильда страшно боялась соседа, по фамилии Ерик, который жил в полукилометре от их хутора и вызывал недоверие и подозрительность у всех жителей соседних хуторов после ареста мужа Фёдора.

….. В дом вошли семеро. Сразу воздух заполнился запахом грязных немытых тел, мокрой, пропитанной болотной жижей, обветшавшей одеждой. Обросшие, грязные, они тихо, безучастно опустились на пол. Трудно было разглядеть в их серых, уставших, измотанных дальней дорогой, голодных лицах, людей. Маленькая Оля отчётливо запомнила, что среди них была одна женщина. Как ей показалось, это была полноватая, уже не молодая, полячка. Она тихо плакала и причитала на своём языке, при этом нетерпеливо потирая распухшие ноги. Матильда Андреевна, молча, хлопотала возле гостей. Принесла воды для умывания, не докучала с расспросами, понимала, что сейчас не время разговорам. На их просьбу, также молча, подала нож обрить бороды. Женщине протянула флакон с настоем мухомора, разорвала тряпку на ленты. Та в свою очередь натёрла больные места и обмотала их тряпичными бинтами. Успокоив воспалённые ноги, полька начала молиться. Наблюдая за измученными людьми, мама Ольги тихонько плакала, утирая слёзы передником, а сама Оля и её старшие сёстры и братья с любопытством наблюдали и ловили каждое слово, сказанное пришлыми людьми, со своего укромного места, которым являлась печь.