Елена Поддубская - Конспекты на дорогах к пьедесталу. Книга 2 - Колхоз. Часть 2

– Прямо «Юнона и Авось», – завистливо скривилась Ира Кашина, легкоатлетка и прыгунья в высоту. По лицам ребят москвичка поняла, что никто из них, приезжих, не знает про новый спектакль столичного «Ленкома». Кашиной посчастливилось попасть на предпремьерный прогон спектакля, тут же ставшего культовым, чем девушка, конечно же, очень кичилась.

– И прямо, и криво, – подтолкнул её Стальнов, указывая на тропинку. – Под ноги смотри, а то бухнешься.

Высотница фыркнула и, мотнув косой, выбившейся из-под шапки, пошла впереди Володи, виляя бёдрами, и запела, коверкая текст и жутко перевирая мотив:

Ты меня на рассвете разбудишь,

Без перчаток на поле полюбишь.

Я тебя никогда не забуду,

Ты своих рукавиц не увидишь.

– Что за дурацкие песенки?! – не выдержала подобной самодеятельности фигуристка Станевич и закрыла уши руками.

Конькобежец Юлик Штейнберг тут же приказал Кашиной замолчать. Ира-легкоатлетка махнула своей тёзке-фигуристке:

– Станевич, зря ты так! Увидишь, через год эту песню будет знать вся страна! Поэтому учи слова и подпевай.

– Спасибо. Лучше я поберегу силы для другого, – ответила маленькая Ира своей рослой соседке по комнате. Кашина, понимая, что поддержать её некому, пошла дальше молча, но вилять бёдрами не перестала.

– Слава богу, заткнулась. А то, поди, до кишок глотку себе застудила, – насупила брови лыжница Таня Маршал, совершенно не переживая о том, слышит капризная одногруппница её низкий голос или нет.

– Кашиной всегда хорошо, когда другим плохо, – поддержала гимнастка Лена Зубилина, не приглушая голос. Бригадир среди девушек, она посмотрела на неудачливую артистку с укором: – Ты бы, Кашина, энергию, с какой поёшь, пустила на сбор картошки.

– Не нанималась, – ответила Ира через плечо и не оборачиваясь. – Савченко прав. Да, Стасик? – оглянувшись на ребят, Кашина неприятно растянула губы в улыбке и заговорщически подмигнула бегуну на средние дистанции Стасу Доброву. – Пусть довольствуются тем, что хотя бы так работаем, а передовиков выращивают среди своих доярок и свинопасов. Мне мои руки и спина ещё в жизни пригодятся.

Стас, заметив общее недовольство, комментировать слова высотницы не стал. Да, работать было противно – ощущать грязь на руках, мокрые куртки на спине, склизкую почву под ногами и ветер, пронизывающий до костей. Но зачем было об этом напоминать? И без этих причитаний любой из идущих рядом с Добровым, будь на то его воля, предпочёл бы не ехать в колхоз.

Студенты нехотя удалялись от барака. Всем хотелось знать, что же в действительности произошло с Николиной. Галицкий и Андронов (его Наталья Сергеевна сразу же прогнала) переглядывались. Рядом с Юрой и Игнатом шёл, кутаясь в ватник и поглубже натягивая на уши вязаную шапку-«петушок», Андрей Попинко. Перепуганные девчата, сбившись в кучу, тихо перешептывались. Стальнов, обогнав всех, возглавил колонну вместе с Шумкиным. Привычно голодный Миша был безразличен ко всякого рода происшествиям. Время от времени Стальнов оглядывался на барак, втыкался взглядом в Галицкого и, видя ледяные, непроницаемые глаза друга, ускорял шаг.

Уже в столовой, рассевшись в необычной тишине, первокурсник Миша Ячек напомнил, что Сычёву всё же пропустили обратно в комнату одеться.

– Вот сейчас Синома пирдёт и свё расскажет, – пообещал маленький рыжий гимнаст, переставляя в словах слоги, так как был дислексиком, и не спуская глаз с входной двери.

За любимую гречневую кашу с молоком студенты принялись в этот раз без всякого аппетита.

Ветров в субботу утром так и не появился. Не вправе отменить решение председателя совхоза, Горобова приказала выйти в поле на полдня. За проявленную «самодеятельность» в установлении трудовой дисциплины тот же обком партии мог наложить взыскания разного рода. Да и Печёнкин предпочитал решать любые вопросы официально. Обморок Николиной, вызванный сильной болью, был недолгим, но так всех перепугал, что начальство боялось теперь всего. Приказав Лене не вставать с постели до обеда, Наталья Сергеевна пошла вместе со всеми работать.

Едва только успели погрузить на телегу последние мешки с собранной картошкой и кое-как отмыть руки и лица от земли, как на горизонте показалась легковушка. Преподаватель по лыжному спорту Джанкоев, увидевший машину первым, приложил ладонь козырьком ко лбу, всматриваясь.

– Кажись, ректорская «Волга», – сообщил Тофик Мамедович немногим задержавшимся у входа столовую: намёрзнувшись, студенты торопились поскорее поесть и завалиться спать. Устроив весёлые сборища в первые два вечера, к концу недели студенты заметно погрустнели. Шума в комнатах поубавилось, равно как и смеха. Свет гасили теперь порой даже раньше установленных десяти часов. А утром, поднимаясь под музыку наружного радиорепродуктора и криков дежурных, молодые люди не задерживались в туалетах, поэтому толчеи, как раньше, там не было.