– Удивительно, о чём думали раньше?
Начав в пятницу работать по-новому, с планом сбора урожая в этот день всё так же не справились. В субботу перед линейкой, вышагивая по плацу между бараками в ожидании председателя, декан спортивного факультета готовила аргументы для него и ректора МОГИФКа. Орлов обещал прибыть сегодня с визитом.
Наталья Сергеевна прекрасно знала, что нытьём и стонами верхнюю власть не проберёшь: каждый год студенты ездят на сбор картофеля, каждый год половина общего состава возвращаются больными. Не помогают никакие бани, защитные кремы или варежки: ветер и холод делают своё дело, обжигая и высушивая молодую кожу горожан, непривычных к длительному пребыванию на холоде. Но разве интересовало кого-то из партийного руководства, как переносят работу в колхозе студенты, как к этому относятся их родители, как переживают за своих воспитанников тренеры или, скажем, преподаватели музыки, если речь шла о студентах консерваторий? Музыкантов тоже не щадили, отсылая на тяжёлые работы обладателей тонкого слуха, виртуозных рук, талантливых умов. Загубят за год сотню перспективных – ничего, страна не обеднеет. Вся власть построена на том, чтобы народ терпел, страдал и снова терпел.
Горобова поправила шарф, потуже затягивая его. Студенты, выползали из бараков не как в обычные дни – массово, а жалкой струйкой, и вставали в ряды без присущего им оптимизма. Декану было жаль каждого, появляющегося на пороге барака. «Во что бы то ни стало нужно вытребовать у Ветрова второй выходной день. И я сделаю это, – решила Наталья Сергеевна, пусть даже для этого ей пришлось бы написать коллективную жалобу в Луховицкий облком партии. – А Печёнкин поможет мне в этом. Нашему парторгу не привыкать строчить всякого рода кляузы и жалобы».
Мысли женщины прервал Савченко:
– Сучара эта ваша картошка, – ругнулся волейболист, разминая тело: мышцы словно налились свинцом, руки дрожали, ноги отказывались сгибаться.
– Савченко, что за мат? – пассивно отреагировала Горобова, взявшись пересчитывать выстроенных. Ей уже сейчас мерещилась вечерняя баня и завтрашний полный выходной. В понедельник декан рассчитывала уехать из колхоза. «Вот отчитаюсь перед ректором за проделанную работу, и вон отсюда! Пусть думают что хотят. Студенты – молодые, им ночи хватает, чтобы восстановиться. Хотя…» – глядя на покряхтывающего Савченко, теперь и в этом декан сомневалась. Гена, бросив недовольный взгляд, ответил опять нагло:
– Знаете что, Наталья Сергеевна? Во-первых, я тут грузчиком не нанимался!
– А во-вторых? – в декане уже пробудился руководитель. И именно он, несмотря на понимание недовольства, не мог позволить разговаривать подчинённому в подобном тоне.
– А во-вторых, сучара – это от «сука». А «сука» – литературное слово. Или я ошибаюсь?
Горобова выдержала вызывающий взгляд Савченко.
– Про литературные нормы, Савченко, тебе лучше спросить у Ивана Ивановича. Вот дождёмся его сегодня, и пусть ректор объяснит тебе, как лучше выражаться в присутствии женщин и старших, если тебя родители этому не научили. И, независимо от объяснений Орлова, я предупреждаю: если ты продолжишь говорить в таком тоне, я вышвырну тебя из института к чертям собачьим! Так понятно? – Соблюдать какие-то речевые нормы у женщины не хватало сил. Теперь она прекрасно понимала трудяг на заводах или стройках, для которых ненормативная лексика являлась привычкой. Раз жизнь – тоска, то и речь – дерьмо. Гена, хорошо расслышав в голосе декана раздражение, втянул голову в плечи:
– Шо тут непонятного? Самим грубить – можно, а нам и слово не скажи…
– Савченко, как же я от тебя устала, – Горобова попробовала поддеть землю носком сапога. Плотно схваченная морозом, она не поддавалась. Вдыхая холодный воздух, Наталья Сергеевна поёжилась: – Неужели ты думаешь, что я буду продолжать терпеть твои выкрутасы до самого четвёртого курса? – В институте, как в армии, царило негласное правило: старшекурсников, особенно после первой практики в школе, никто уже «не трогал», относясь к ним, как к почти сформировавшимся профессионалам. Гене, перешедшему только на третий курс, ходить «под ножом» предстояло до будущего мая.
– Не имеете права за такое отчислять, – огрызнулся волейболист, но уже без раздражения.
– Ещё как имею! Ты же – будущий преподаватель. А как я смогу допустить, чтобы ты, в перспективе учитель физкультуры или тренер, бранился перед детьми, да ещё блатным жаргоном? Спортсменов и так опустили по всем культурным показателям. Так что не добавляй. – Горобова хотела сказать что-то ещё, но на крыльцо барака выбежал Шандобаев. Без куртки и размахивая руками, он заголосил на весь колхоз:
Читать дальше